Прагматическая установка автора. Функциональный и прагматический аспекты в изучении текста. Прагматические установки в тексте

05.03.2021

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

Федеральное государственное образовательное бюджетное учреждение высшего образования

"САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ"

Гуманитарный факультет

Кафедра английского языка и перевода

Направление подготовки - Лингвистика. Квалификация - бакалавр

ВЫПУСКНАЯ

КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

Способы перевода языковой репрезентации эмотивно-прагматической установки автора на материале цикла сказок Р. Киплинга "Пак с волшебных холмов"

Студентки

Осиповой

Светланы Леонидовны

Санкт-Петербург

Введение
Глава 1. Теоретические исследования в области категории эмотивности и литературной сказки

1.1 Эмотивность как языковое воплощение эмоциональности

1.1.1 Соотношение категории эмотивности с категориями экспрессивности и оценочности
1.1.2 Основные подходы к классификации эмотивной лексики
1.1.3 Особенности перевода эмотивной лексики

1.2 Эмотивность как компонент прагматики языка

1.2.1 Эмотивно-прагматическая установка автора

1.3 Литературная сказка как жанр детской литературы

1.3.1 Жанровое своеобразие литературной сказки
1.3.2 Специфика цикла сказок Р. Киплинга "Пак с холмов"

Выводы по главе I
Глава II. Лексические средства эмотивности и особенности их перевода (на примере Р. Киплинга "Пак с волшебных холмов")

2.1 Компоненты лексической составляющей эмотивного фонда английского языка в сказке Р. Киплинга "Пак с волшебных холмов"

2.1.1 Слова с эмотивной семантикой с точки зрения художественного перевода

2.1.1.1 Совокупность слов с эмотивной семантикой в статусе значения
2.1.1.2 Совокупность слов с эмотивной семантикой в статусе созначения или коннотации

2.1.2 Слова, называющие эмоции
2.1.3 Слова, косвенно описывающие эмоции

2.2 Сопоставление эмотивной лексики в авторской и персонажной речи

Выводы по главе II
Заключение
Библиография
Приложение
Введение
В течение последних десятилетий в лингвистике произошла смена системно-структурной парадигмы на антропоцентрическую. Это значит, что теперь в центре внимания оказывается не объект знаний, а субъект - человек, с его мыслями, суждениями, эмоциями. Человек рассматривается как носитель языка и культуры и как ключевая фигура для дальнейшего лингвистического анализа. Под влиянием антропоцентрического подхода, который теперь прочно укрепился в современной лингвистике, одной из актуальных проблем стала проблема репрезентации, реализации и принципов функционирования эмоций в языке, а также их прагматического назначения в тексте. Настоящее исследование посвящено изучению лексических средств, выражающих эмотивно-прагматическую установку автора в тексте литературной сказки, и способов их перевода. Нам представляется, что особенности прагматической направленности эмотивных языковых единиц в литературной сказке на данный момент исследованы недостаточно полно, что и обуславливает актуальность нашей работы.
Целью данной работы является исследование категории эмотивности и эмотивно-прагматической установки автора в тексте сказки и переводческих приемов, используемых для передачи эмоций оригинала при переводе художественного текста с английского языка на русский.
Поставленная цель, обуславливает решение следующих задач :
· Исследовать научную литературу, посвященную эмотивности, и выявить основные подходы к составлению типологии эмотивных языковых единиц;
· Выявить лексические эмотивные средства, функционирующие в детской художественной литературе (на примере литературной сказки);
· Проанализировать особенности репрезентации эмотивно-прагматической установки автора с помощью лексических средств;
· Изучить способы перевода и передачи эмотивно-прагматической установки автора в сказке при переводе с английского языка на русский.
Научная новизна проводимого исследования заключается в том, что эмотивная составляющая языка рассматривается во взаимосвязи с прагматическим аспектом в рамках конкретного жанра художественной литературы - литературной сказки. Также осуществляется классификация лексических средств передачи эмоционального состояния и анализируются особенности перевода лексических единиц с английского языка на русский с учетом прагматической установки автора, обуславливающей выбор языковых единиц. переводческий художественный эмоциональность эмотивность
Объектом исследования является аутентичное произведение Редьярда Киплинга "Puck of Pook"s Hills" и два варианта его перевода, выполненные Григорием Кружковым ("Пак с волшебных холмов", 2010) и Анной Энквист ("Старая Англия", 1916). Предметом изучения являются лексические средства передачи эмотивной информации и эмотивно-прагматической установки автора с английского на русский язык.
Теоретической базой для нашего исследования послужили монографии, научные статьи, диссертационные исследования зарубежных и отечественных лингвистов и литературоведов: В.И. Шаховского, Е.В. Стрельницкой, В.Н. Комиссарова, Ю. Найды, О.Е. Филимоновой, Л.Ю. Брауде, Л. В. Овчинниковой, Н.С. Валгиной, В.В. Виноградова и других.
В качестве основного метода исследования в работе используется метод контрастивного анализа при сопоставлении англоязычного оригинала с русскоязычными переводами; также используются анализ словарных дефиниций, контекстуальный анализ, описательный метод и метод количественных подсчетов.
Структура работы включает введение, реферативную и исследовательскую главы, заключение, библиографический список и приложение.

Глава 1. Теоретические исследования в области категории эмотивности и литературной сказки

1.1 Эмотивность как языковое воплощение эмоциональности

В последние десятилетия, особенно в связи с прочно укрепившейся антропоцентрической лингвистической парадигмой, интерес как зарубежных, так и отечественных лингвистов прикован к изучению эмоций, как одной из форм отражения действительности (Болдырев 2001; Костомаров 2014). Еще А.А. Потебня подчеркивал антропоцентрический характер языка: "В действительности язык развивается только в обществе <…> человек понимает самого себя, только испытавши на других понятность своих слов" (Потебня, 1999: 87). Антропоцентричность диктует необходимость изучения языковых средств эмотивной составляющей языка, поскольку эмоциональные и психические процессы играют значительную роль в жизни человека, и без них невозможно осуществление жизнедеятельности в полной мере. Эмоции могут обрести социальную реальность лишь в том случае, если они будут выражены в той или иной форме. Универсальным способом актуализации эмоций является их вербализация во внешней речи.
В лингвистике изучением эмотивности занимаются многие дисциплины, однако наиболее полное и подробное освещение эмотивность получила в рамках междисципинарной науки - эмотиологии или лингвистики эмоций, занимающейся исследованием связи между языком и эмоциями. Она проводит разграничение между понятиями "эмоциональность" и "эмотивность", как принадлежащих к терминологическим аппаратам разных наук - психологии и лингвистики, соответственно (И.И. Туранский, В.И. Шаховский, Т.В. Ларина, В.А. Маслова).
Однако, в рамках эмотиологии пока не существует единого определения эмотивности. В.И. Шаховский считает, что эмотивность - это "имманентно присущее языку семантическое свойство выражать системой своих средств эмоциональность как факт психики" (Шаховский 1987: 24). Немного отличного мнения придерживается Л.А. Пиотровская, которая полагает, что эмотивность - это своего рода функция языковых единиц выражать эмоциональное отношение говорящего к объективной действительности (Пиотровская 1993). На наш взгляд, определение Л.А. Пиотровской более точно отражает особенности эмотивности, так как в нашей работе мы в первую очередь обращаемся к прагматике эмотивных лексических единиц, внешне выражающих эмоции в речевой деятельности.
В рамках эмотиологии эмоции и их прагматическое воздействие взаимосвязаны и изучаются параллельно. Это объясняется тем, что при передаче сообщения происходит эмоциональное воздействие текста на адресата, и именно прагматика отвечает за выбор релевантных языковых средств для наилучшего воздействия на получателя сообщения.
В эмотиологии эмоции рассматриваются в тесной связи с когнитивными процессами. Согласно когнитивному толкованию человек воспринимает и осознает окружающий его мир, фиксируя полученную информацию, опыт в языке (Илинская 2006). И все эти ментальные процессы регулируются эмоциями, отделяя таким образом важное от незначительного, не вызвавшего никакие чувственные переживания.
Основой для когнитивного подхода к изучению языка, как инструмента, участвующего в познавательной деятельности человека, является принцип упорядочивания знания, способов его хранения, передачи и переработки с помощью процессов категоризации и концептуализации. В когнитивной лингвистике за эмотивностью закрепился статус языковой категории , т.е. группы языковых элементов, которая формируется и выделяется на основании какого-либо общего свойства - признака, лежащего в основе отнесения однородных языковых единиц к определенному классу, характеризующемся одним и тем же значением данного признака (Филимонова 2007). Эмотивность, как и любая другая когнитивная категория, является системой разноуровневых единиц - лексических, стилистических, графических, фонологических (Филимонова 2007). В нашей работе мы будем рассматривать лексический уровень языковой эмотивности, как наиболее репрезентативный и содержательный в плане реализации и вербализации эмоций.

1.1.1 Соотношение категории эмотивности с категориями экспрессивности и оценочности
В рамках данного исследования целесообразно рассматривать категорию эмотивности во взаимосвязи с другими языковыми категориями. Наибольший интерес представляют категории экспрессивности и оценочности, как смежные понятия, вступающие в лингвистические отношения непосредственно в тексте.
В семантической структуре языкового знака принято выделять два макро компонента - денотативный и коннотативный. Денотативный компонент, будучи логико-предметной частью значения, трактуется достаточно однозначно почти всеми лингвистами, в то время как определение коннотации вызывает споры. В общем виде коннотация - "информация об отношении говорящего к номинируемому объекту, реалии объективного мира" (Вставский, 2006).
А.Н. Вставский и Н.А. Лукьянова считают, что коннотативный компонент обладает трехчастной структурой, включающей экспрессивность, эмотивность и оценочность как основные взаимосвязанные и взаимодополняющиеся элементы (Лукьянова, 1979). Поэтому чаще всего принято рассматривать эмотивность и оценочность комплексно, поскольку отношение говорящего к сообщаемой информации, выражаемое с помощью эмотивных маркеров, подразумевает оценку этой информации через бинарную оппозицию "хорошо" / "плохо". Также мы принимает во внимание классификацию типов оценки, предложенную Г.Г Соколовой. Данная типология подразумевает существование не только положительной и отрицательной оценки, но и ситуативной, которая характеризуется субъективно-личностным восприятием говорящего или оценивающего (Соколова, 1981). Разные культуры могут по-разному интерпретировать одни и те же явления и придавать им свои особые смыслы.
Эмотивность и экспрессивность во многих работах отождествляются. Мы придерживаемся мнения о том, что эти понятия представляют собой совершенно различные языковые явления, разделяя точку зрения М.В. Никитина, И.И. Туранского, О.Е. Филимоновой, В.И. Шаховского. Эмотивность обычно экспрессивна, экспрессивность же не всегда связана с выражением эмоций, но всегда противопоставлена нейтральной форме изложения (Букина, 2009). Экспрессивность указывает на меру, степень проявления того или иного признака.
Поскольку для нас большой интерес представляет именно прагматический эффект языковых единиц, то мы принимаем во внимание и учитываем сопряженность всех трех понятий при изучении эмотивно-прагматической установки автора и функций языковых единиц в тексте сказки. Объяснение прагматики высказывания невозможно без анализа оценочного и экспрессивного компонентов, особенно в детской литературе, отличающейся повышенной образностью, выразительностью.
1.1.2 Основные подходы к классификации эмотивной лексики
Отсутствие единой психологической концепции эмоций затрудняет лингвистические изучения эмотивности и составление единой типологии языковой вербализации эмоций. В нашей работе мы рассмотрим несколько существующих на данный момент классификаций, помогающих более системно подойти к рассмотрению категории эмотивности. Однако, несмотря на трудности, возникающие при определении содержательных признаков эмоций, большинством исследователей признается функциональная характеристика эмоции - ее знак (положительный или отрицательный) (Кондаков 2007). Появляется некий конкретизатор эмоции, выраженный в оппозиции "одобрение" / "неодобрение".
А.С. Илинская развивая семиотическую концепцию эмоций, предлагает делить знаки на эмотивные, способные непосредственно выражать эмоции и сигнализировать о переживании и другие знаки, неэмотивно представляющие эмоции в языке через номинацию, описание и метафорическое представление (Илинская 2006). Номинация и описание эмоций несет чисто символический характер. Еще один способ существования эмоций в языке заключается в эмоциональных концептуальных метафорах, за счет уподобления эмоциональных явлений и их косвенных признаков физиологическим или физическим признакам (to go dark with anger , to brighten up with joy , to be hit by grief ). Подобной классификации придерживается и Н.Ф. Ежова, выделяя номинацию, дескрипцию, метафоры и выражение (Ежова 2003).
Также стоит отметить исследовательскую работу Л.Г. Бабенко, посвященную классифицированию эмотивной лексики по классам. Л.Г. Бабенко выделяет следующие группы слов: 1) эмотивы-номинативы; 2) эмотивы-номинативы с включенными смыслами; 3) эмотивы-экспрессивы с сопутствующими смыслами (Бабенко 1989).
На наш взгляд классификация, предложенная В.И. Шаховским, наиболее детально объясняет особенности классов эмотивной лексики. Лингвист для обозначения эмотивной лексики водит понятие "эмотива" - языковой единицы, главной функцией которой является передача эмоций (Шаховский 1987). Согласно В.И. Шаховскому, лексический фонд эмотивных средств составляют: 1) эмотивы - аффективы (эмотивное значение выступает единственным лексическим значением) и коннотативы (эмотивная семантика имеет статус коннотации); 2) нейтральная лексика, способная становится эмотивной в речи (потенциально эмотивная). Остальная же лексика, номинирующая или описывающая эмоции, по мнению ученого не относится к эмотивной. Рассмотрим более подробно средства передачи эмотивности в языке и, соответственно, в тексте.
Основной группой слов, способных непосредственно передавать эмоциональное переживание говорящего, являются эмотивы, чья первичная функция - эмоциональное самовыражение. Вместе с этим, эмотив может оказывать воздействие на реципиента (читателя) или нет. Поскольку для нас представляет интерес именно эмотивно-прагматический аспект авторского отношения и восприятия, то мы будем учитывать и экспрессивно-воздействующую сторону эмотивов, чтобы определить, что стремился донести автор до своих читателей. Эмотив выступает в качестве гиперонима по отношению к аффективу - "эмотиву", значение которого для данного слова является единственным способом означивания отраженной эмоции, без ее названия" (Шаховский 1987: 25). К аффективам принято относить междометия, междометные слова, бранные слова и ругательства, т.е. те лексемы, которые служат лишь для непосредственного выражения эмоции и не имеют логико-предметного значения. Главной особенностью аффективной лексики является то, что она не описывает эмоции, в отличие от других эмотивных слов, а сообщает о непосредственном эмоциональном состоянии субъекта. При этом эмотивное значение таких лексем может представлять собой как обобщенное отражение определенной эмоции, так и личностно-индивидуальное, за счет нарастания в семантике слова дополнительных смыслов в контексте.
Другой подгруппой эмотивов являются коннотативы , чья эмотивная доля значения сопутствует основному логико-предметному значению. Коннотативы по сравнению с аффективами характеризуют большую осознанность выражаемых эмоций. Это словообразовательные дериваты разных типов: зоолексика, сравнения и метафоры с зоонимическим компонентом, оценочные лексемы, эмоционально окрашенная лексика, разговорная лексика архаизмы, поэтизмы, диминутивы, цветообозначения др.
Особо подчеркнем важность сравнительного и метафорического процессов, вербализованных в тексте в роли коннотативов. Вся структура сравнения служит для того, чтобы усилить или подчеркнуть какой-либо признак. Метафора и сравнение - это два когнитивных механизма, которые тесно пересекаются взаимопроникают в структуру друг друга. Обе ментальные операции служат для обработки информации, ее структуризации. Принято считать, что сравнение более эксплицитно, чем метафора, и его языковые формулы легче распознаются в тексте, благодаря особым компаративным операторам ("as", "like", "словно", "как" и другие); в свою очередь, метафора представляет собой свернутое, имплицитное сравнение (Балашова 2011: 20).
Сравнение может использоваться для построения новых ассоциативных связей и образов или для укрепления уже имеющихся. Единицами сравнения выступают не лексические единицы и их дефиниции, а образы, ментальные концепты, объединяющие в себе весь набор признаков и характеристик. Сравнение концептов позволяет высвечивать необходимые элементы, задавая ракурс, глубину развертывания смысла, отчетливость объектов, связей и отношений сравнения (Денисова 2010). В.П. Москвин, исследуя семантические особенности метафоры, выделяет анималистический/зооморфный тип метафоры, когда вспомогательным субъектом для сравнения выступает животное (Москвин 2006). Зоометафоры играют очень значимую роль в языковой реализации категории эмотивности в тексте сказки.
Зоонимы, зоолексемы, анималистическая лексика - это "лексические единицы, являющиеся прямыми наименованиями животных" (Располыхина 1984). Как в русском, так и в английском языке большая часть зоолексем может использоваться для выражения оценочной характеристики человека и эмоционального отношения к объекту оценки. (Сагитова 2014). Зоометафора является языковой характеристикой человека и формируется на основе различных образов. В ее основе лежит некий стереотип, наиболее яркий и отчетливый признак, характеризующий какое-либо животное. Этот признак обычно легко осмысливается в сознании говорящих, поэтому является ведущим при сравнении человека с животным.
Мы видим, что не все лингвисты одинаково подходят к определению эмотивной лексики. Таким образом, существует две основные трактовки эмотивности. Согласно первой (Л.Г. Бабенко, Е.М. Галкина-Федорук) категория эмотивности включает в себя и названия эмоций, и чистые эмотивы, и потенциально эмотивные слова. Согласно другой позиции (В.И. Шаховский, И.В. Арнольд, А.С. Илинская) исключают из состава эмотивов слова, называющие эмоции и чувства, поскольку, по их мнению, эти слова несут лишь мысль о переживании, но не непосредственное его выражение. В нашем исследовании целесообразно изучить все виды лексики, способной быть маркерами эмоции, потому что с функциональной точки зрения подобная лексика имеет большое значение в тексте сказки для упрощения декодирования эмоции и обозначения авторской интенции.
1.1.3 Особенности перевода эмотивной лексики
Почему перевод эмотивно окрашенной лексики всегда представляет определенную проблему для переводчиков? Чаще всего это происходит из-за того, что эмоциональное выражение, в отличие от логического, рационального, больше стремится к имплицитности, и, воплощаясь в языковых единицах, при переводе не поддается традиционному буквальному толкованию в иной языковой системе. И.В. Гюббенет утверждает, что в рамках художественного текста эмоциональные ситуации развиваются семантически и коннотативно, приобретают подтекст, дополнительные внутренние смыслы и формы, за счет чего образуется вертикальный контекст на содержательном уровне, релевантный только в конкретном тексте (Гюббенет 1981). Поэтому затрудняется процесс выведения определенных универсальных способов перевода эмотивного содержания высказывания.
Кроме того, что эмотивность в тексте чаще всего является контекстуальной, она обычно вбирает в себя сложные, многосоставные языковые единицы (метафоры, сравнения, фразеологизмы), которые охватывают не только отдельные лексемы или словосочетания, но и предложения, целые части текста. Подобные формы редко совпадают в английском и русском языках и подбор соответствующих эквивалентов не всегда приносит желаемый результат, как с эмотивной точки зрения, так и содержательной или стилистической.
Поэтому в нашем исследовании мы будем опираться на понятие "динамической эквивалентности", предложенного американским теоретиком перевода Юджином Найдой. Он проводит разделение между эквивалентностью формальной и динамической. Важнейшим принципом динамической эквивалентности является то, что предполагается адаптация лексики и грамматики таким образом, чтобы перевод звучал так, "как автор написал бы на ином языке". По мнению Ю.Найды, "динамическая эквивалентность может обеспечить выполнение главной функции перевода - полноценной коммуникативной замены текста оригинала" (Найда 1964). Именно таким образом возможна передача эмотивной информации одного языка на другой, ведь важно не просто донести фактологическую информацию до читателя, но и оказать воздействие, вызвать эмоции, максимально приближенные к тем, что оригинальный текст вызвал у носителей языка. Динамическая эквивалентность требует от переводчика огромной работы по преобразованию и трансформированию исходного текста, подстраивание его под культурные, социальные и другие реалии и нормы народа ПЯ, и помогает также разрешить проблемы различности восприятия действительности и мира разными народами и культурами, сгладить влияние соответствующих экстралингвистических факторов. Это проявляется в том, что "вместо погружения реципиента перевода в иноязычную культуру, переводчик предлагает ему "модус поведения, релевантный контексту его собственной культуры", поэтому читателю не требуется основательное знание другой культуры для понимания текста.
Безусловно, ни один перевод не является совершенным и точным и не может полностью воспроизвести оригинальное произведение именно таким, каким его задумывал и воплощал автор. Частичные потери информации, смысла, настроения или эмоций неизбежны, однако именно динамическая эквивалентность, в отличии от формальной, дает возможность читателям-не носителям исходного языка, прочувствовать текст.
В процессе адаптации переводимого текста, как в содержательном, так и языковом плане, переводчик прибегает к различным переводческим трансформациям - "межъязыковым операциям перевыражения смысла" (Швейцер 1988). Наиболее удобной и подходящей для нашей работы мы считаем классификацию переводческих трансформаций В.Н. Комиссарова, включающую: лексические, грамматические и комплексные лексико-грамматические замены (Комиссаров 1990). Опираясь на классификацию В.Н. Комиссарова в практической части нашей работы, мы проанализируем, какими способами передается эмотивно-прагматическая установка автора в сказке с английского языка на русский.

1.2 Эмотивность как компонент прагматики языка
Прагматические задачи автора могут быть реализованы в первую очередь через создание определенного эмоционального настроя у реципиента. Эффективное воздействие на читателя происходит благодаря выражению личностно-значимого отношения автора к тому, что изображается в тексте. Эмотивность обеспечивает успешность преследуемой коммуникативной задачи, за счет небезразличного, соучастного отношения к событиям, лицам и ситуациям, описываемым в произведении. Автор произведения, посредством определенной прагматической установки, помогает читателя в интерпретации текста, созданию добавочных ассоциаций, эмоциональной оценке событий, сообщает важные сведения (Кудашина 2006).
Среди эмотивно-прагматических установок автора могут быть: воздействие на эмоциональную сферу читателя, вызывание сочувствия и симпатии к определенным позициям в тексте, предвосхищение определенной эмоциональной реакции.

1.2.1 Эмотивно-прагматическая установка автора
Одной из главных задач эмоциологии является определение прагматических установок автора в рамках текста. Эмотивность всегда стремится вызвать у читателя эмоциональную реакцию, предоставить более яркую и образную картину логической, рациональной стороны художественного текста, передать эстетический, идеологический, социальный, нравственный замысел автора. Авторские идеи могут быть восприняты читателем не сразу, а спустя некоторое время, поскольку наибольший массив информации и впечатлений получается реципиентом не методом анализа или осмысления аспектов текста, а благодаря сопереживанию героям и/или частичному отождествлением с ними. Таким образом, с помощью различных речевых средств осуществляется осознанное прагматическое воздействие на читателя, что является одной из основных функций категории эмотивности. Реализация прагматических установок в тексте также направлена на установление и поддержание контакта между автором художественного текста и его читателем.
Н.С. Валгина отмечает, что прагматическая установка автора несет в себе в первую очередь отношение автора к сообщаемой информации. Автор выступает не только как создатель текста, помимо этого он направляет читателя в интерпретации теста. Даже подчиняясь общим правилам и закономерностям построения художественного произведения, автор дополняет текст своими индивидуальными коррективами, осуществляя прагматическую установку (Валгина, 2004). Речь автора управляет читательским восприятием, контролирует процессы речевого взаимодействия и ход повествования внутри и вне изображаемого мира.
Значимость личностного, индивидуального аспекта в отражении авторского замысла отмечается В.В. Виноградовым. Он определяет проявление авторского отношения как ""концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур..." (Виноградов, 1971). Происходит субъективизация, т.е. перенос фокуса восприятия действительности с объективного на субъективный. В таком случае субъектом речи может быть не только автор, но и рассказчик, повествователь, различные персонажи, олицетворяющие образ автора в рамках самого произведения.
Следует отметить то, что во многих работах понятия " авторская целеустановка " , " коммуникативная установка " , " интенция автора " выступают синонимами понятия " прагматическая установка " . Так, Т.М. Дридзе Т.М. и Г.П. Грайс, говоря о "коммуникативной установке" и "интенции" соответственно (Дридзе 1984; Grice 1969), подразумевают одно и тоже намерение говорящего (адресанта) сообщить нечто, передать в высказывании определенное субъективное значение. По определению О.С. Ахмановой, интенция понимается как потенциальное или имплицитное содержание высказывания и противопоставляется актуальному, реальному содержанию высказывания (Ахманова 1966).
В рамках художественного произведения, как и любого другого речевого произведения, функционирует не только авторская установка, но и текстовая. Обе установки могут представлять собой как синтез, так и противоречие, находящееся в конфликте, поскольку установки текста диктуются его типом, жанрам, задачи и общей целеустановкой. Исследования В.Л. Наера, посвященные сопоставлению "интенции автора" и "прагматической установки текста", привели его к заключениям, о том, что эти установки являются двумя дополняющими, но противоположными аспектами реализации намерения автора. Первая - невербализованная стадия формирования бессознательного или сознательного намерения сообщить что-либо, и вторая - вербализованная стадия, т.е. конкретная и оформленная установка в тексте. Таким образом, по мнению Наера, прагматическая установка текста представляет собой "материализованное намерение" (Наер 1985).
Прагматическая установка автора, обладающая эмотивной составляющей, представляет обширный материал для изучения обозначения эмоций, выявления их скрытых возможностей, дополнительной, имплицитной информации. Прагматический потенциал такой установки связан с особенностями выбора автором языковой единицы для обозначения той или иной эмоции, психологического состояния.
В процессе перевода прагматическая установка автора становится производной интенций автора оригинала, переводчика, степени переводимости тех или иных элементов, наличия в языке перевода подходящих соответствий прагматических значений. Также стоит отметить, что социокультурная адаптация текста при переводе является ключевым моментом, поскольку передача культурной специфичности в большинстве случаев сопряжена с проблемами и потерями при переводе, особенно эмотивно-прагматической составляющей текста (Дортмузиева 2006).
Для успешной реализации прагматической установки автора эмотивность может быть сопряжена с экспрессивностью, представляя единую совокупность средств и приемов для создания прагматического эффекта произведения или высказывания. Прагматическая эмотивность также способна самостоятельно осуществлять необходимую передачу намерений автора, но в отличии от экспрессивности, всегда ориентированной на получателя, реципиента, эмотивность не требует обязательного наличия такового.
Также стоит отметить такое явление как " авторское сопровождение прямой речи персонажей " и его лингвистическое воплощение, проанализированное Е.А. Казанковой. Все пространство художественного текста можно разделить на речь "от автора" - само повествование и авторское сопровождение прямой речи, и на "чужую" для автора речь - реплики и высказывания персонажей. Авторское сопровождение играет важную роль при анализе прагматической установки, ведь в нем заключена особенно ярко выраженная интенция. Там, где авторское сопровождение отсутствует, дается свобода в интерпретации смысла и эмоций персонажей. В остальных же случаях, автор определяет самостоятельно то, на чем стоит сделать акцент и какие именно средства для этого использовать (Казанкова 2010).
Согласно Е.А. Казанковой можно выделить следующие виды информации, заложенной автором: 1) информация о факте передачи речевого сообщения; 2) информация сообщающая о целях, намерениях речевого сообщения; 3) информация о паралингвистической составляющей; 4) информация об эмоционально-психологическом состоянии персонажа; 5) информация о сопутствующих несемиотических движениях персонажа (Казанкова 2010). Для уточнения авторской прагматики представляют интерес последние три вида, поскольку несут эмоциональную составляющую высказывания, но выражая при этом эмоции опосредованно через описание или указание на них. Отмечая позиции, которые может занимать авторская речь, по отношению к высказыванию героя, Е.А. Казанкова выделяет следующие: препозиция - авторское сопровождение подготавливает восприятие реплики; постпозиция - экспликация недоступного читателю смысла или эмоционального содержания; внутри прямой речи (Казанкова 2010).
Таким образом, можно сделать вывод, что практически любой текст обладает двумя видами прагматических установок - текстовой и авторской - независимо от своей жанровой специфики. Однако именно в художественном тексте ключевая роль отводится интенции автора, окрашенной личностным, индивидуальным началом, поскольку чем менее стандартизирован и каноничен текст, тем выше проявление авторского стиля и своеобразия. Прагматическая установка автора, нацеленная на передачу своеобразия эмоционального мира и потенциала, реализуется, как в отдельных, абстрактных единицах (лексике, синтаксисе, графике), так и в сверхфразовых единствах всецело (в тексте). Прагматическая направленность категории эмотивности (и также экспрессивности) - стремление вызвать определенных отклик - является одним из основных функциональных аспектов эмотивности.

1.3 Литературная сказка как жанр детской литературы

1.3.1 Жанровое своеобразие литературной сказки

Рассмотрев особенности реализации и функционирования категории эмотивности в языке, а также эмотивно-прагматической установки автора, сделаем краткий экскурс в сферу изучения литературной сказки, как основного жанра текста, взятого нами для исследования эмотивности. Отмечается рост интереса отечественных и зарубежных исследователей к литературной сказке в последние десятилетия. Среди ученых, занимавшихся изучением сказки, стоит отметить В.П. Аникина, Л.Ю. Брауде, Н.М. Липовецкого, Л. В. Овчинникову, Е.М. Мелетинского.

Следовательно, многими исследователями были выработаны свои жанровые особенности сказки, ее определения. Наиболее полным и адекватным в рамках данной работы представляется определение, данное Л.Ю. Брауде в статье "К истории понятия литературная сказка": "Литературная сказка - авторское, художественное, прозаическое или поэтическое произведение, основанное либо на фольклорных источниках, либо сугубо оригинальное; произведение преимущественно фантастическое, волшебное, рисующее чудесные приключения вымышленных или традиционных сказочных героев…" (Брауде 1979).

Известный отечественный фольклорист В.Я. Пропп в своих трудах проделал значительную работу по анализу и выявлению основных особенностей сказки. Согласно В.Я. Проппу, сказка: 1) имеет определенное композиционно-стилистическое построение; 2) имеет цель в виде развлечения и назидания; 3) в основе сказки лежит что-то необычное (житейское, чудесное или историческое) событие (Пропп 1984).

Л.В. Овчинникова в своей монографии пишет, что "литературная сказка - многожанровый вид литературы, реализуемый в бесконечном многообразии произведений разных авторов" (Овчинникова 2001). Так, она подчеркивает мысль о многообразии видов и подтипов, входящих в более обобщенное понятие "литературная сказка", как целый отдельный вид литературной деятельности. Согласно Л.В. Овчинниковой сказки можно классифицировать на две большие группы - фольклорно-литературные и индивидуально-авторские. В свою очередь оба типа сказок различаются тематически: сказки о животных, бытовые, волшебные, исторические (Овчинникова 2001).

Русский литературный критик В.Г. Белинский отмечал огромный нравственный, этический и эстетический потенциал литературной сказки. Он подчеркивал воспитательный характер подобной литературы, опираясь на многочисленные русские и европейские сказки (А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, Гофман, братья Гримм). В.Г. Белинский считал, что сказкам принадлежит огромная роль в формировании чувства прекрасного и вкуса у ребенка, а также ценностных ориентиров в жизни. По его мнению, писатель-сказочник должен обладать "спокойной, младенчески-простодушной душой", "умом возвышенным" и "живой, поэтической фантазией" (Белинский 1972).

Литературная сказка напрямую связана с особым типом читателя - ребенком, что делает ее содержание особенным и отличным от комплексной взрослой литературы. Авторами литературной сказки движет стремление и необходимость сформировать у ребенка представление о жизни, нравственности, имеющей глубокие национально-исторические корни.

Сказка - это то художественное пространство, где в первую очередь важны духовые ценности, сохраненные целыми поколениями, передаваемые и не утрачивающие свое значение с течением времени. Автор преследует цель создать максимально идеализированное понимание мира, убеждений у маленького читателя, благодаря художественным особенностям жанра.

В рамках литературной сказки реализуется возможность соотнесения и соединения одновременно развлекательных и нравоучительных аспектов, "приключенческого сюжета с дидактической и познавательной направленностью". (Овчинникова 2001). Наличие воспитательной направленности литературной сказки подчеркивает и К.И. Чуковский, говоря о том, что сказка "совершенствует, обогащает и гуманизирует детскую психику", поскольку ребенок в процессе чтения отождествляет себя с героем и перенимает его восприятие мира (Чуковский 2001).

Сам по себе феномен жанровой уникальности литературной сказки состоит в том, что она стала образчиком удивительного синтеза фольклора и литературы, вобрав в себя и переосмыслив традиции, достижения и опыт народа, тесно сплетенные с авторской индивидуальностью и мировосприятием. Это подчеркивает М.Н. Липовецкий: "литературная сказка - это в принципе то же самое, что фольклорная сказка, но в отличие от народной литературная сказка создана писателем и поэтому несет на себе печать неповторимой творческой индивидуальности автора" (Липовецкий 1992).

Однако, литературная сказка не только является предметом авторского осмысления реальности и жизненных событий, но и отражает важнейшие изменения и течения в литературно-историческом процессе. Воплощение этой идеи можно найти в трудах Л.В. Овчинниковой: "На протяжении столетий народная сказка отдельными сторонами своего идейно-художественного мира соответствовала творческим поискам поэтов и писателей <.> Каждый период литературного развития имел свои доминанты литературно-сказочных "отражений". С учетом этих особенностей особое место принадлежит литературной сказке рубежа XIX-XX веков.

1.3.2 Специфика цикла сказок Р. Киплинга "Пак с холмов"

В эпоху смены веков в европейской, в частности английской, литературе, произошла смена фокуса внимания писателей со взрослой классической литературы на сказочную детскую. Период был ознаменован глубоким интересом к фольклору, экспериментальным творчеством и освоением образно-сюжетной канвы жанра сказки. Английская литературная сказка сформировалась в начале XIX века и опиралась на классические образцы сказок эпохи романтизма: сказки братьев Гримм, Г.К. Андерсена, Ш. Перро (Бурцев 1991). Однако окончательное становление жанра происходит лишь в последние десятилетия XIX века, во время расцвета нового литературного направления - неоромантизма . В первую очередь возникновение неоромантизма характеризуется как реакция натурализм, пессимизм и безверие, присущие английскому обществу конца XIX века.

Именно в Англии неоромантизм проявился особенно ярко, поскольку английские писатели стремились заглушить устаревшие "ценности" уходящей Викторианской эпохи и буржуазной действительности, выражающиеся в стремлении к обывательскому, застойному образу жизни.
Писатели-неоромантики воспевали прекрасное, красоту окружающего мира, полноту человеческого существования. Литературная сказка занимает центральное место в жанровой системе неоромантизма, со своим особенным типом героя и специфическими художественными средствами.
На примере цикла сказок Р. Киплинга "Пак с холмов" рассмотрим основные жанро- и структурообразующие особенности литературной сказки, как эпохи неоромантизма, так и сказки в более общем понимании. Одним из важнейших структурообразующих принципов сказочного пространства является "принцип сказочного баланса " (Мелетинский 2001). Термин был веден российским филологом Е.М. Мелетинским для описания базовых бинарных-двойственных оппозиций, организующих выстраивание образов и сюжета в сказке. Оппозиции строятся на ценностных представлениях народа, к ним можно отнести следующие: "свой\чужой", "добрый\злой", "правильный\неправильный", "справедливый\несправедливый". В пространстве сказки все распадается на парно-противоположные элементы, и это реализуется как в отражении статичных элементов - образов персонажей, реалий, так и сюжетной динамики - событий, ситуаций (Шлепова 2014). Например, в основе социальных и нравственных противоречий для писателей-неоромантиков лежит вечная борьба Добра со Злом. При этом Зло для них не только жестокость, подлость, но и обыденность, посредственность (Пасечная 2013).
Категория интертекстуальности также имеет большое значение в жанре литературной сказки. Интертекстуальность в тексте вплетается в понятие "вертикального контекста", являясь главной категорией для его построения. Вертикальный контекст, по мнению В.С. Виноградова, - это фоновые знания, "не явно выраженная историко-филологическая информация" (Виноградов 2001), т.е. информация, выраженная имплицитно. Вертикальный контекст формируется с помощью маркеров: аллюзий, символов, реалий, идиоматики, цитат. Н.С. Олизько, изучая функции интертекстуальности, определяет, что к таковым можно отнести коммуникативную, познавательную, эмоционально-экспрессивную, поэтическую. Т.е. интертекстуальность принимает непосредственное участие во включении дополнительной эмотивности в текст (Олизько 2008).
Под влиянием информации, заложенной в произведение, читатель видит окружающий мир в том свете и с тем фокусом внимания, на котором сделал акцент писатель. С учетом специфики типа читателя литературной сказки - ребенка, Р. Киплингом даются сноски или разъяснительные вкрапления, позволяющие понять интертекстуальные маркеры, представленные в тексте. И в таком случае, для читателя не требуется обширная фоновая база знаний, поскольку, вводя интертекстуальность в сказку, автор стремится дать определенную эмоцию, настроение, ссылаясь на те или иные элементы.
Важная роль в сказке отводится главным героям-слушателям - Дане и Уне. Их детское восприятие рождает доверительный тон рассказов и особенный эмоциональный настрой, способствуя отождествлению реальных читателей и персонажами-детьми.
Благодаря подобному приему детское сознание способно осуществить перенос переживаний, эмоций и отношения к происходящему в сказке. Можно сделать вывод о том, что несмотря на авторский индивидуализм Р. Киплинга, цикл сказок "Pook of the Pook"s Hills" подчиняется общим законам жанра сказки. В нем провозглашаются исконные ценности (доброта, долг и честь, благородство, справедливость), осуждаются пороки (эгоизм, злоба, жестокость, высокомерие, тщеславие).

Выводы по главе I
Рассмотрев теоретические основания изучения категории эмотивности, эмотивно-прагматической установки автора в тексте и литературной сказки, подведем краткие итоги.
С учетом антропоцентрического подхода к изучению языка, ставящего в центр лингвистических учений личность человека, эмотивность, как одна из важнейших форм отражения окружающего мира, занимает ключевое место в лингвистике последних десятилетий. Была сформирована наука - эмотиология, позволяющая подойти к изучению категории эмотивности многосторонне и всеохватывающе. Эмотиология разграничивает понятия психологической "эмоциональности" и языковой "эмотивности" и разрабатывает классификации и типологии языковых знаков, которые используются как маркеры эмоций в тексте.
В рамках нашей работы нами будет использоваться определение эмотивности, данное Л.А. Пиотровской, о том, что эмотивность - это функция языковых единиц, заключающая в способности выражать эмоциональное отношение говорящего к объективной действительности.
Также мы установили, что с точки зрения когнитивного направления лингвистики, в рамках которого существует эмотиология, эмотивность рассматривается как многоуровневая языковая категория, способная системой своих средств сообщать об эмоциональном переживании говорящего. Вместе с тем, эмотивность является важным компонентом языковой прагматики, воздействуя на чувства реципиента, вызывая необходимые реакции. Автор в тексте создает эмотивно-прагматические установки, формирующие каркас произведения и влияющие на выбор языковых средств для их успешной реализации.
Далее, мы сделали краткий обзор изучения литературной сказки как жанра детской литературы и сформулировали рабочее определение сказки, на которое будем опираться в исследовательской главе нашей работы: сказка - авторское, художественное, произведение, основанное на фольклорных источниках; произведение преимущественно волшебное, рисующее приключения вымышленных и традиционных сказочных героев; развлекающая, развивающая и поучительная функции являются основными для литературной сказки.
Глава II. Лексические средства эмотивности и особенности их перевода (на примере Р. Киплинга "Пак с волшебных холмов")
Основным методом исследования в нашей работе является метод контрастивного анализа, используемый для сопоставления англоязычного оригинала с русскоязычными переводами. При изучении семантических особенностей эмотивных лексических единиц мы будем опираться на анализ словарных дефиниций и контекстуальный анализ, с помощью которого мы выявим индивидуальные особенности функционирования эмотивных лексем в тексте сказки. Также применяется описательный метод при объяснении и рассмотрении частных случаев употребления тех или иных средств, и метод количественных подсчетов для создания статистического материала.

2.1 Компоненты лексической составляющей эмотивного фонда английского языка в сказке Р. Киплинга "Пак с волшебных холмов"
Обобщая весь теоретический материал, рассмотренный нами в Главе 1, мы получили следующую классификацию лексики, способной сообщать об эмоциях в тексте сказки:
I. эмотивная лексика (эмотивы) :
а) слова с эмотивной семантикой в статусе значения (слова аффективы, выражающие эмоциональное состояние говорящего - бранная лексика, междометия и междометные слова)
б) слова с эмотивной семантикой в статусе созначения (коннотативы, передающие эмоциональное отношение говорящего к предмету номинации или его признакам: ласкательные выражения, ругательства, метафоры, фразеологизмы, диминутивы, анималистические сравнения и метафоры, цветообозначения и др.).
П. лексика эмоций : слова, называющие эмоции.
Ш. лексические единицы, описывающие эмоции (слова, указывающие на причину, результат, косвенный признак эмоции).
Установив классификацию эмотивной лексики, особенностей реализации эмотивно-прагматической установки автора и адекватных способов передачи данной лексики с английского языка на русский приступим к анализу лексических средств в тексте сказки Р. Киплинга "Пак с волшебных холмов".

2.1.1 Слова с эмотивной семантикой с точки зрения художественного перевода

2.1.1.1 Совокупность слов с эмотивной семантикой в статусе значения

В такой группе эмотивов, как аффективы, междометия занимают центральное место и играют основобразующую роль в формировании детского эмотивного пространства. Об этом говорит частотность собственно междометий, так и междометных слов или интеръективов (полнозначных слов, перешедших в разряд междометий).

Образность и эмоциональность - ключевые свойства детской художественной литературы, помогающие высвечивать авторское намерение и обеспечивать успешность его передачи в детской коммуникации. Рассмотрим несколько примеров, наиболее удачно демонстрирующих особенности реализации аффективов в речи сказки и их перевода с английского языка на русский:

"Well, well ! They do say hoppin" "ll draw the very deadest , and now I belieft "em. You, Tom? Tom Shoesmith?" Hobden lowered his lanthorn (R. Kipling " Dymchurch Flit " ; 127).

Ну и ну ! Видно, не зря говорят, что уборка хмеля даже мертвого вытащит из могилы ! Ты ли это, Том? Том Башмачник! - воскликнул старик Хобден, опуская фонарь (пер. Г. Кружкова)

Оригинальное " well , well " по словарю имеет значение "Indicating pondering or consideration , sometimes with sarcasm or mock surprise ", т.е. либо нейтральное, либо с оттенком сарказма или недовольства. Г. Кружков использует " ну и ну " , что в русском также имеет оттенок недовольства или удивления. При этом в обоих вариантах сохраняется именно эмоция удивления, которая подкрепляется в переводе авторским глаголом сопровождения - " воскликнул " , и самой речью персонажа - в обороте "hoppin" "ll draw the very deadest ".

"Whoop! Holiday!" cried Hal , leaping up (R. Kipling " Hal o" the Draft " ; 117).

Ура, праздник! -- крикнул Галь и соскочил с места (пер. А. Энквист; 89).

Отлично! Передохнем. - Гэл вскочил на ноги . (пер. Г. Кружков).

Данный пример представляет интерес, поскольку два варианта перевода отражают разную степень эмотивности. Междометие "whoop " в словаре имеет значение " a noise or cry often made in excitement ", т.е. оно передает эмоцию удивления, радости, и дополняется описанием движений, совершаемых персонажем во время этого эмоционального состояния. Объединенные лексемы " Cried " и " leaping up " маркируют интенсивность переживания и физическое отражение эмоции. А. Энквист практически дословно калькирует оригинальную фразу, в отличии от Г. Кружкова, который опуская глагол авторского сопровождения " cried " немного снижает уровень эмотивности, делая реплику более сдержанной. Интеръективированное наречие " Отлично! " здесь выступает в роли междометия, и выражает одобрение происходящим, но звучит более сухо, чем " Ура! " , использованное А. Энквист.

" Pest !" he says (R. Kipling " Hal o" the Draft " ;121).

Вот черт ! - воскликнул он. (Г. Кружков)

...

Подобные документы

курсовая работа , добавлен 08.05.2011

Название произведения - объект перевода. Анализ названий иностранных фильмов. Место прагматики в системе языка. Реализация прагматической функции языка при переводе названий фильмов с английского на русский язык, специфика их перевода по жанрам.

дипломная работа , добавлен 25.05.2012

Характеристика стилистических особенностей художественного текста. Стиль детской литературы. Приемы перевода художественного текста для придания эмоционального эффекта. Эмоциональная выразительность языка перевода произведения "Винни Пух и все-все-все".

курсовая работа , добавлен 24.10.2014

Концепция реалий в современной лингвистике, классификация исторических реалий. Основные приёмы передачи исторических реалий в переводе романа Хилари Мантел "Волчий зал". Особенности лингво-прагматической адаптации при переводе художественного текста.

дипломная работа , добавлен 29.07.2017

Эмотивность текста как лингвистическая проблема. Теоретические подходы к ее изучению. Категориальный статус эмотивности в языке. Терминосистема эмоций. Реализация эмотивных прагматических установок. Определение антиутопии на примере романа Дж. Оруэлла.

курсовая работа , добавлен 05.04.2015

Грамматические средства английского и русского языков. Понятие перфектности и перфектов как временной категории. Способы передачи английского перфекта в художественной литературе. Особенности перевода глагольных форм с английского языка на русский.

курсовая работа , добавлен 18.09.2015

Изучение лексико-грамматических и стилистических особенностей перевода военных текстов. Текстуальные категории военных текстов. Выявление специфических приемов перевода, используемых для передачи текстов военного характера с английского языка на русский.

дипломная работа , добавлен 20.05.2015

Особенности использования стилистических приемов субъектом речи. Рассмотрение задач стилистического описания и стилистического анализа текста. Метафора в процессе коммуникации как маркер социального статуса говорящего. Типы прагматической информации.

курсовая работа , добавлен 15.10.2012

Терминология и терминосистема; понятие, структура и приемы перевода терминов. Номинативный аспект технического текста нефтепромысловой тематики в переводе. Перевод английского текста и способы его передачи на русский язык; предпереводческий анализ.

курсовая работа , добавлен 07.06.2015

Различные подходы к определению понятия "перевод". Грамматические трансформации при переводе с английского языка на русский. Типы придаточных предложений в тексте Конституции США. Структура, особенности и трудности перевода сложноподчиненных предложений.

Процессы порождения и интерпретации, являясь взаимосвязанными и взаимообусловленными, формируют коммуникативно-речевой механизм взаимодействия говорящего и слушающего. Сущностью механизма является функционирование модели адаптации двух текстов или, по терминологии Е.В. Сидорова, модели коррекции первичной коммуникативной деятельности говорящего и вторичной коммуникативной деятельности слушающего: «Первичная коммуникативная деятельность создает предметно-знаковую программу для построения вторичной коммуникативной деятельности… Вторичная коммуникативная деятельность конструктивно участвует, еще в субъективной форме (как «внутренний образ»), в создании текста. Это значит, что вторичная коммуникативная деятельность в качестве внутреннего образа, идеальной модели в известной мере определяет не только функцию речевого произведения, но и его поэлементный состав, т. е. коммуникативный аспект текстовой системы, и соотношение между элементами высказывания, т. е. текстовую структуру. Следовательно, и поэлементный состав, и структура текста, n его функции определяются в процессе осуществления первичной коммуникативной деятельности соответствующими параметрами вторичной коммуникативной деятельности, точнее свойствами идеальной модели этой деятельности, действующей через первичную коммуникативную деятельность и подчиненной ей. Через текст первична коммуникативная деятельность задает конкретный характер протекания вторичной коммуникативной деятельности и в этом смысле программирует последнюю, осуществляет управление ею» [Сидоров 1987, с. 15, 16].

Предварительные замечания. Текст, являясь достаточно молодым объектом лингвистических исследований, в последнее время стал полем изучения разного вида взаимодействий. Это вызвано необходимостью разного рода согласования деятельностей отправителя сообщения (говорящего) и получателя сообщения (слушающего). Данное согласование заключено в целостном сопряжении моделей деятельности участников коммуникации. Модели же, в свою очередь, образуют коммуникативное содержание текста. Соответственно, текст во внетекстовой деятельности функционирует и как результат порождения смысла (что обусловлено корректировкой порождающей интенции, прагматической установкой автора и коммуникативным намерением), и как способ и результат интерпретации смысла. Таким образом, текст полностью отражает сущность коммуникации, которая заключена в «построении в когнитивной системе реципиента концептуальных конструкций, «моделей мира», которые определенным образом соотносятся с «моделями мира» говорящего, но не обязательно повторяют их… Тексты, которыми обмениваются участники, зачастую оказывают большее влияние на формирование у них моделей ситуации, чем на фактическое положение дел. Модели мира и знаний участников ситуации становятся не менее, а может быть, более «вещественными», чем внешние, объективно определяемые обстоятельства» [Сергеев 1998, с. 3].

Категория коммуникативности, как отражение сущности включения текста во внетекстовое пространств, функционирует в виде результата действия механизма порождения и определяет основания интерпретации. Порождение, интерпретация, межтекст рассматриваются в аспектах механизма, условий, ситуации функционирования (что отражается в делении главы на параграфы).

Порождение текста как способ включения текста во внетекстовую действительность. Сущность процесса порождения текста. Порождение текста прежде всего связано с порождением смысла в широком значении. По мысли Ю.М. Лотмана, «можно себе представить некоторый смысл, который остается инвариантным при всех трансформациях текста. Этот смысл можно представить как дотекстовое сообщение, реализуемое в тексте. На такой презумпции построена модель «смысл-текст». При этом предполагается, что в идеальном случае информационное содержание не меняется ни качественно, ни в объеме: получатель декодирует текст и получает исходное сообщение. Опять текст выступает лишь как «техническая упаковка» сообщения, в котором заинтересован получатель… Но при таком подходе утрачиваются способности обслуживать другие функции, присущие тексту в естественном состоянии» [Лотман 1996, с. 13].

Если говорить о порождении как о способе включения текста во внетекстовое пространство, то наиболее значимыми функциями становятся творческая функция и функция памяти.

Творческая функция включает процесс порождения в область деятельности по «производству текстов или по производству и потреблению текстов (а по существу, коммуникантов как сложных языково-параязыково-неязыковых текстов)» [Основы общей риторики 2000, с. 7]. Таким образом, порождение затрагивает материал культуры. В данном аспекте главным становится соотношение текста и контекста, что трансформируется, в свою очередь, в соотношение:

1) текста и подтекста (при котором выявляются скрытые смыслы, заложенные в тексте);

2) текста и затекста (при котором выявляются совокупность психоязыковых факторов, предшествующих моменту порождения).

Данный аспект выявляет специфику социокульторологнческото погружения текста как репрезентанта отдельной социокультурной области.

В этой связи можно выделить два типа порождения смысла текста:

1) имплицитный, основанный на ассоциативной развертываемости текста;

2) эксплицитный, при котором развертывание происходит через грамматические, лексические, интонационные и прочие связи.

Кроме того, смыслопорождеиие являет собой действие двух взаимонаправленных механизмов: контаминации (свертывании) и компрессии (развертывании) [Мурзин, 1976]. Сущность свертывания состоит в выявлении содержательной доминанты текста, а развертывание осуществляется через приемы содержательной компрессии (ассоциативные, синонимические и т. д. связи), которые базируются на трех видах фоновых знаний:

1. социальных, т. е. известных всем участникам речевого акта еще до начала сообщения;

2. индвидуальных, т. е. известных только двум участникам до начала сообщения;

3. коллективных, т. е. известных членам определенного коллектива, связанным профессией, социальными отношениями и др. (например, специальные медицинские знания, политические и т. д.) [Валгина 2003, с. 16].

Реализация функции памяти текста связана, прежде всего, с идеей «языкового существования»: «Язык окружает наше бытие как сплошная среда, вне которой и без участия которой ничто не может произойти в жизни. Однако эта среда не существует вне нас как объективированная данность; она находится в нас самих, в нашем сознании, в нашей памяти, изменяя свои очертания с каждым движением мысли, каждым проявлением нашей личности. Вот эта наша постоянная, никогда не прекращающаяся жизнь «с языком» и «в языке» и есть то, что называется языковым существованием» [Гаспаров 1996, с. 5].

По Б.М. Гасиарову, порождение текста связано и следует из способности памяти к континуальной, нерасчлененной переработке языковой и речевой информации. Все, что нужно продуцировать говорящему, уже содержится в его языковой памяти в виде готовых блоков информации. Данные блоки генетически восходят не только к языковому опыту говорящего, но и связаны с его предметно-коммуникативной деятельностью. Это деятельность связана и с особенностями ситуации, и со способностью эвоцировать и трансформировать ранее уже известные тексты: «Языковая память говорящего субъекта представляет собой грандиозный конгломерат, накапливаемый и развивающийся в течение всей его жизни. Она заключает в себе в полу сплавленном, текучем состоянии гигантский запас коммуникативно заряженных частиц языковой ткани разного объема, фактуры, разной степени отчетливости и законченности: отдельные словоформы, каждая в окружении целого поля более или менее очевидных сочетательных возможностей; готовые словесные группы, в каждой из которых просматриваются различные возможности модификации, расширения, усечения, замены отдельных элементов, синтактико-интонационные фигуры, лишь частично заполненные отдельными опорными словами, в окружении целых полей словоформ и словосочетаний, пригодных для их полного воплощения; целые готовые реплики-высказывания (опять-таки с возможностями их модификации); различные риторические «жесты», за которыми проглядывают более крупные речевые блоки и даже целые тексты, ассоциируемые с такими «жестами», наконец, отдельные куски текстов, относящимся к различным сферам и жанрам языкового существования, которые говорящий помнит с разной степенью отчетливости – будь то точное знание наизусть, или приблизительное, размываемое лакунами воспоминаний, или смутный, едва просвечивающий в памяти образ» [Гаспаров 1996, с. 104]. Таким образом, вся наша языковая деятельность пронизана блоками-цитатами из предшествующего языкового опыта. Говорящему не нужно каждый раз конструировать сообщение, все фрагменты текста уже существуют в памяти целиком (в виде эвоцированных или трансформированных фрагментов ситуации), а языковая память выносит необходимые фрагменты на поверхность сознания. Необходимый фрагмент просто «узнается».

Механизм узнавания при порождении текста связан, прежде всего, с особенностями условий порождения текста.

Условия порождения текста. Под условиями порождения понимаются порождающая интенция (прагматическая установка автора), авторская модальность, способы ее реализации в текстовой модальности, целеустановка и коммуникативное намерение. «Текст как цельное речевое произведение имеет свои закономерности образования. Текстообразование осуществляется под влиянием целеустановки самого текста и целеустановки конкретного автора текста. Первое диктуется самим текстом, его типом, жанром, задачами, которые он реализует. Второе всецело связано с авторской модальностью, так как любое сообщение заключает в себе не только информацию, но и отношение автора к сообщаемой информации. Последнее особенно важно в установлении прагматики текста, поскольку связано с интерпретационной стороной текста. Автор не только формирует собственно текст, но и направляет читателя в его интерпретации. Прагматическая установка текста исходит из самого текста – его назначения, вида, жанра… При начале работы над текстом известной бывает его общая целеустановка – информирование, обучение, инструктирование, декларирование и т. д. Таким образом, каждый текст имеет свою прагматическую установку. Она определяет и форму текста, и отбор материала, и общую стилистику и др. Однако автор как конкретный субъект, подчиняясь общим правилам построения текста данной направленности, вносит свои, личностные коррективы в построение текста, т. е. осуществляет свою, авторскую прагматическую установку. Обе установки совмещаются, могут накладываться друг на друга, но по каким-то причинам расходиться и даже вступать в противоречие» [Валгина 2003, с. 24].

Сущностьпрагматической установки заключена в осознанном намерении говорящего оказать определенное воздействие на слушающего. Иерархия прагматических установок формирует прагматическую направленность текста, что реализуется, в свою очередь, вкоммуникативно-прагматической структуре содержания текста. Под коммуникативно-прагматической структурой понимается «определенным образом организованное и упорядоченное средствами языка содержание текста в соответствии с коммуникативной целеустановкой авторов и прагматической направленностью текста» [Крижановская 1997, с. 131]. Например, в научном тексте характер структуры содержания зависит от жанра. Так, структура эмпирической статьи (статьи, содержащей описание какого-либо эксперимента) создается последовательностью следующих коммуникативно-прагматических блоков: «введение темы», «формулировка проблемы», «постановка цели и задач исследования», «описание стадий эксперимента», «выдвижение гипотезы», «конечный императив», или «прогнозирование». Обязательными компонентами коммуникативно-прагматической структуры теоретической статьи являются компоненты «ведение темы», «постановка цели и задач исследования», «формулировка проблемы», «конечный императив». В структуре же научно-методической статьи весьма условно можно выделить лишь коммуникативно-прагматические блоки «ведение темы», «конечный императив» и «прогнозирование» [Крижановская 1997, с. 132]. В рекламном тексте коммуникативно-прагматическая структура формируется как проекция аргументативной структуры на композиционно-прагматическую структуру (в виде совокупности таких блоков: кто продает, что продает, кому (имплицитно, в виде установки на целевую аудиторию), где).

Прагматическая установка, реализованная в коммуникативно-прагматической структуре текста, соотносится с видами информации и функционально-смысловыми типами речи. По мысли Н.С. Валгиной, функционально-смысловой тип речи – это своего рода модель коммуникации. И при определении механизмов текстообразования прежде всего избирается сама модель коммуникации, т. е. учитываются конструктивные признаки речевого акта, совокупность которых и формирует модель. К конструктивным признакам относятся:

1) коммуникативная целеустановка;

2) предмет (содержание) коммуникации;

3) признаки ситуации, в пределах которой осуществляется коммуникация;

4) социальная характеристика участников коммуникации.

Совокупность этих признаков и создает систему речевых ситуаций, а тип речевой ситуации определяет конкретную модель коммуникации и форму ее осуществления: «В рамках каждого типа речевой ситуации формируются достаточно стандартные формы реализации их в тексте. Рождается стереотипичность речевого поведения, которая отражается на нормах (жестких или менее жестких) речевой организации текста. Текст соответственно приобретает ту форму, которая помогает ему выполнить данную коммуникативную задачу. При этом, чем более стандартен текст, тем ярче выявляются его признаки, тем более предсказуема оказывается его форма. Следовательно, цель, намерение (авторская интенция) определяют тип текста – функционально-смысловой тип речи, т. е. речевую форму» [Валгина 2003, с. 77].

Речевая форма так же зависит и отавторской модальности текста, которая проявляется в выборе автором производителя текста: собственно производителя речи, субъекте повествования, образе автора. На уровнетекстовой модальности происходит соединение содержания текста с представлениями об авторе и адресате. Взаимодействие модальных планов говорящего и адресата позволяет выделить статический и динамический типы текстов. «Статическая разновидность текстовой модальности предполагает совпадающие модальные планы автора и адресата на всем пространстве текста. При этом важно отметить, что в тексте не происходит переключения с одного модального регистра на другой и что адресат понимает модальные смыслы текста точно так же, как и автор… Динамическая модальность предполагает отсутствие единой для повествователя, читателя и героя модальности. Каждый из носителей текстовой модальности обладает собственной «партией», и взаимодействие, переплетение этих партий рождает движение, динамику модальностей всего текста» [Соболева 1997, с. 165].

Ситуация порождения текста. Под ситуацией порождения понимается осознанный и целенаправленный выбор говорящим определенного речевого жанра, в зависимости от условий, сопутствующих осуществлению акта коммуникации; корректировка речевого жанра, исходя из требований слушающего; выбор механизма порождения, адекватного данной ситуации. При определении ситуации порождения текста можно выделить два аспекта: во-первых, условия осуществления коммуникативного акта, во-вторых, выбор говорящим речевого жанра и коррекция речевого жанра, исходя из ситуации.

Под условиями коммуникативного акта понимается совокупность следующих признаков ситуации: обстоятельства коммуникативного акта (по Городецкому: «обстоятельства коммуникативного акта – это общий деятельностный контекст коммуникативного акта, включающий как непосредственный акт совместной деятельности, так и привходящие, фоновые обстоятельства» [Городецкий 1990, с. 14]), персуазивная программа, коммуникативная и практическая цели («практическая цель связана с типом социальной деятельности и представляет собой образ результата. Коммуникативная цель – намерение, установка, реализуемая говорящим при порождении текста» [Основы общей риторики 2000, с. 29]).

Вышеназванные компоненты содержательно характеризуют ситуацию порождения. Структурообразующими же компонентами ситуации порождения являются время и пространство: «Текст создается в определенной единственной ситуации связи – субъективной ситуации, а воспринимается в зависимости от времени и места, в бесчисленном множестве объективных ситуаций» [Пятигорский 1996, с. 18)].

1. дифференцированное описание (четкое разграничение и определение пространства и времени):

а) хронотопнческое описание восходит к идеям М.М. Бахтина о «слиянии» в художественном тексте пространства и времени;

б) описание «точки зрения» в тексте (идеи Б.А. Успенского, В.Н. Волошинова, Г.А. Гуковского и др.), которая может рассматриваться в разных аспектах: идейно-ценностном, пространственно-временном, аспекте позиции наблюдателя, определения субъекта речи и т. д.

2. Континуальное (нерасчлененное) описание, при котором время и пространство не расчленены: время и пространство «теряют» свои грамматические и содержательные характеристики. Так, например, аргументативные тексты (пресс-релизы, реклама и т. д.) характеризуются временем универсальным, соединяющим характеристики прошлого, настоящего и будущего. Компонент настоящего обусловлен тем, что аргументация происходит в настоящий момент, сейчас. Компонент прошлого обусловлен наличием определенного опыта и объема информации у субъектов аргументирования до начала аргументации. Компонент будущего представляет собой возможность моделирования аргументативного процесса и прогнозирования результатов. Пространство в аргументативных текстах включает в себя, кроме собственно физического пространства, еще и информационное, интеллектуальное, культурологическое и другие виды пространств.

Аспект выбора говорящим речевого жанра связан с определением речевого жанра «не как относительно устойчивого тематического, композиционного и стилистического типа высказывания, а текста» [Федосюк 1997, с. 26]. Речевой жанр, по Бахтину, характеризуется смысловой завершенностью и сменой субъектов речи. Но такой подход не квалифицирует как жанры такие тексты, как спор, дискуссия, беседа. Каждый из такого рода текстов обладает специфическими чертами, но представляет собой совокупность высказываний, принадлежащих разным говорящим. Определение речевого жанра как типа текста позволяет считать жанрами такие разновидности текстов, как предисловия, посвящения, эпилоги и т. п., так как границами этих текстов не является смена субъектов речи. Каждый из названных типов текстов обладает своими тематическими, композиционными и стилистическими особенностями, во многом аналогичными особенностям тех разновидностей текстов, которые принято считать жанрами. При таком подходе разграничиваются элементарные и комплексные речевые жанры. «Под элементарными речевыми жанрами понимаются такие тематические, композиционные и стилистические типы текстов, в составе которых отсутствуют компоненты, которые, в свою очередь, могут быть квалифицированы как тексты определенных жанров. К числу элементарных речевых жанров относятся, например, сообщение, похвала, приветствие или приказ. Что же касается комплексных речевых жанров, то эти типы текстов состоят из компонентов, которые, в свою очередь, представляют собой тексты определенных жанров. Комплексные речевые жанры могут быть монологическими, т. е. включающими в себя компоненты, которые принадлежат одному говорящему или пишущему (например, утешение, убеждение, уговоры), и диалогическими, состоящими из реплик разных коммуникантов (например, беседа дискуссия, спор или ссора)» [Федосюк 1997, с. 26].

Кроме условий осуществления коммуникативного акта и выбора говорящим речевого жанра, в описании ситуации порождения текста выделяются и сугубо языковые способы усиления смысла в ситуации порождения. К подобным способам относятся:

1) неординарная (окказиональная) сочетаемость элементов текста (как семантическая, так и формально-структурная);

2) так называемое «эмфатическое напряжение» – уровень эмоциональной насыщенности текста, соотносимое с категориями тональности текста и субъективной модальности;

3) «глубинное (батизматическое) напряжение», возникающее в результате наложения на лексическую семантику различных текстовых смыслов, влияния содержания композиционной структуры произведения, а также различных экстралингвистических (например, культурологических) факторов [Мухин, 1997, с. 164].

Понимание как способ включения текста во внетекстовую действительность. Сущность и механизм интерпретации. В настоящее время в лингвистике сложились разные подходы к пониманию и интерпретации текста. Первый исходит из того, что «интерпретация представляет собой получение на основе одного исходного объекта (называемого интерпретируемым объектом) другого, предлагаемого интерпретатором в качестве равносильного исходному на конкретном фоне ситуации, набора презумпций, знаний (В.З. Демьянков); второй подход (A.B. Бондарко) сосредоточен на изучении интерпретационного компонента в содержании языковых единиц, дифференциации и взаимодействия мыслительной основы и ее языковой интерпретации (способе представления), которая реализуется в различных типах структурирования смысла. Можно также говорить об интерпретации своего/чужого поведения» [Трипольская 2001, с. 3]. Таким образом, текст, включаясь во внетекстовую деятельность, выступает и как результат интерпретации, и как средство интерпретации, и как внешние условия интерпретации.

Текст как результат интерпретации представляет собой итог освоение и адаптации слушающим содержания исходного, передаваемого говорящим, текста. Это принятие полученной информации и включение ее в картину мира слушающего: «Понять текст, освоить его содержательность – значит для меня обратить весь мой опыт на текст и при этом принять его содержательность так, чтобы она стала частью моей субъективности, затем разделить его содержательность как отражение чужого опыта в согласии с моим опытом, далее выбрать из этого разделения (неявно протекающего анализа) то, что мне надо для моей деятельности» [Богин 1982, с. 3].

Текст как средство интерпретации рассматривается в том случае, когда речь идет о функционировании интерпретационного механизма. В качестве значимого компонента в интепретационный механизм включается пресуппозиция: «пресуппозиция – это компонент смысла текста, который не выражен словесно, это предварительное знание, дающее возможность адекватно воспринять текст. Такое предварительное знание можно назвать фоновым знанием. Пресуппозиция может возникнуть при чтении предшествующего текста или оказаться вовсе за пределами текста как результат знания и опыта составителя текста. Фоновые знания – это знания реалий и культуры, которыми обладают говорящий и слушающий» [Валгина, 2003, с. 13]. Именно от пресуппозиции зависит «запуск» интерпретационного механизма: фоновые знания определяют, какой компонент содержания текста нуждается в дополнительном истолковании или в каком компоненте значения заключен имплицитный смысл. Механизм интерпретации субъективен. Качественный состав пресуппозиции определяет доминанту интерпретации: будь это категория образа автора, категория семантики структуры текста, лексические способы интерпретации или аргументация как способ интерпретации.

По мнению Ю.Н. Караулова, аргументация является достаточно типичным и частотным механизмом интерпретации, так как изначально индивидульно-субъективна. «Аргументация всегда адресована – адресована определенной личности или группе людей. В этом отношении ее можно противопоставить доказательству, которое бывает безадресным, универсально приложимым к любому кругу оппонентов и универсально используемым любым кругом оппонентов» [Караулов 2002, с. 245]. С точки зрения аргументации, механизм интерпретации представляет собой функционирования модели поискового поведения говорящего и слушающего.

Аргументативная деятельность имеет взаимонаправленный вектор воздействия: говорящий формирует модель аргументативного поискового поведения для слушающего, слушающий, в свою очередь, «работает» по программе аргументации, которая задана говорящим. Взаимонаправленность формирования аргументативной деятельности встраивается в риторическую модель речевой коммуникации: говорящий вербализует аргументативную модель, слушающий понимает аргументативное намерения говорящего. Адекватность способов вербализации и понимания обеспечивается «идеологическим монизмом, единством точек зрения, модальной установки» [Купина 1995, с. 53]. Поисковое поведение рассматривается как последовательность действий говорящего и слушающего, связанных с целенаправленным членением следующих компонентов поля аргументации: спорного положения, тезисов, аргументов, – и построением из этих компонентов аргументативной структуры текста. Причем в модусе поискового поведения аргументативная структура текста принципиально однотезисна, так как наличие тезиса, опровергающего спорное положение, является избыточным, поскольку снимает целенаправленность «поиска», дает возможность интерпретации (ср. идею H.A. Купиной о «структурной определенности сверхтекста идеологем… текстовых образований неканонического типа, структурированных однотипно» [Купина 1995, с. 53]. Сущностью модели поискового поведения является аргументативная программа, имеющая психологический и риторический уровни формирования.

Психологический уровень предполагает организацию говорящим этапов деятельности слушающего, последовательно реализую которые, слушающий приходит к убеждению. Отправной точкой является анализ говорящим потребностей слушающего. Определяются иерархия потребностей, выделяются квазипотребности и псевдопотребности (ср.: «формирование специфических человеческих предметно-функциональных потребностей водит в круг потребностей невитальные потребности, необходимость которых никак не «контролируются» объективными условиями существования человека… особенно в сфере социальных и социально-психологических отношений» [Тарасов 1974, с. 45], определяются смыслообразуюгций мотив деятельности, придающий личностный характер, и мотив-стимул, выполняющий роль дополнительного побуждающего фактора.

Вторым этапом является этап оперирования потребностями: либо смыслоообразующий мотив ведущего типа деятельности делается основным мотивом деятельности, либо происходит переиерархизация мотива деятельности Аудитории. Таким образом, оперирование потребностями происходит либо при помощи перестройки иерархии потребностей, либо при помощи актуализации потребностей. Результатом актуализации потребности является появление квазипотребности (сверхпотребности), результатом переиерархизации появляется псевдопотребность (ложная потребность). Способами оперирования потребностями служат способы создания дополнительных психологических ценностей, способы создания имиджа и т. д. Результатом является создание поискового поведения. Данный этап выделяется условно, так как оперирование потребностями уже закладывает модель поискового поведения, тем не менее, выделение данного этапа важно с точки зрения результативности. Модель поискового поведения предполагает организацию говорящим кода деятельности слушающего. Модель включает этапы деятельности слушающего, последовательно реализуя которые, достигается прогнозируемый говорящим результат. Данные этапы кратко сформулированы в известной формуле aida: a (attention) – означает внимание, i (interest) – интерес, d (desire) – формирование мотивации, a (action) – ответная реакция, действие слушающего.

Риторический уровень связан с построением аргументативной модели поискового поведения. Данная модель предполагает адекватность выбора аргументов в зависимости от проблемной ситуации, сформированной в ходе аргументации: «В силу того, что альтернативы выбора способов раскрытия конфликтных ситуаций не даны a priori, они конструируются ответственным за принятие решения лицом, и правила конструирования альтернатив оказываются важнейшим моментом в принятии решений. При конструировании альтернатив большое значение имеет аргументация в пользу включения тех или иных альтернатив в список значимых» [Сергеев 1998, с. 4–5].

Риторический способ конструирования альтернатив (или адекватного подбора аргументов в зависимости от сферы коммуникации) связан с построением «нормативной модели аналитико-аргументативного понимания, что должно выступать в качестве базы для обоснования… объяснительной концепции понимания текста» [Залевская 2001, с. 38]. Риторическое понимание включает в себя собственно лингвистические, коммуникативные, семиотические характеристики.

Собственно лингвистической характеристикой является способность аргументативной композиции быть реализованной в аспекте горизонта ожидания и обманутого ожидания. Аргументативная композиция предполагает наличие следующих компонентов: начато (включает вступление, главную мысль, разделение), середина (включает изложение, обоснование, опровержение) и заключение (обобщение (вывод) и воззвание). Начато связано с формулированием спорного положения и предложением способов решения проблемы (выдвижением тезисов), что связано с реализацией функции представления говорящего и завоеванием слушающего. Данная функция имеет воплощение на этапе оперирования потребностями (attention, interest). Композиционная середина связана с аргументативной разработкой спорного положения, следовательно, реализуется функция изложения аргументативной структуры. Композиционное завершение выполняет функция разработки программы деятельности для слушающего, что соотносится с этапом desire.

Представленная композиция реализуется в зависимости от поля аргументации: композиция может иметь прямой и обратный характер (например, обратная композиция начинается с изложения аргументов и заканчивается формулировкой спорного положения; может быть пропуск системы аргументов или неявная формулировка тезиса). В случае представления инвариантной композиции слушающий «работает» в режиме прогнозирования появления последующего компонента (горизонт ожидания). Реализованная модель композиции предполагает нарушение прогноза, что дает эффект неожиданности, привлекает внимание, возникает «синтагматическое напряжение (термин В.Г. Адмони), появляющееся в синтагматическом ряду в процессе развертывания этого ряда как соотношение между предшествующим и последующим компонентами композиции» [Мухин 1997, с. 354]. Данное напряжение имеет эффект обманутого ожидания.

Когнитивные характеристики заключены в способности формировать аргументативную модель понимания текста, что соответствует идее о «языке как эффективном средстве внедрения в когнитивную систему реципиента концептуальных конструкций, часто помимо сознания реципиента. Язык, таким образом, выступает как социальная сила, как средство навязывания взглядов» [Сергеев 1998, с. 7]. В процессе порождения аргументативного текста (как и в процессе понимания) информация трансформируется. На первом этапе трансформации говорящий создает некоторый образ текста. Это этап появления аргументативного намерения. На втором этапе аргументативное намерение корректируется: образ текста приобретает аргументативные характеристики, задающиеся полем аргументации. Данный этап определяется как межтекст, так как его онтологическим свойством является принципиальная возможность качественного преобразования информации. В результате преобразования появляется квазитекст (третий этап преобразования информации): аргументативное намерение преобразуется в аргуменгативную уверенность. На четвертом этапе после отбора аргументов и языковых средств, реализующих эти аргументы, появляется собственно текст.

Этапы преобразований образ текста – межтекст – квазитекст – текст описывают формальную модель порождения и понимания аргументативного текста и представляют внешний когнитивно-деятельностный механизм аргументативной деятельности. Внутренний механизм определяется многоаспектной природой аргументации. Каждый из аспектов аргументации (логический, психоинтеллектуальный, композиционно-структурный, тактико-стратегический) формирует особое поле аргументации в зависимости от характера выполняемой им функции. Поля функций, сформировавшись автономно, образуют динамическую структуры гиперполя аргументативной функции. Ядерным компонентом гиперполя выступает доминирующая аргументативная функция. Периферийные компоненты – условия и способы реализации доминирующей функций. Основными характеристиками гиперполя аргументативной функции являются множественность полей функций, динамичность структуры, пересечение периферийных компонентов (подробнее о структуре гиперполя см. [Качесова 1999, с.80]). Таким образом, механизм порождения и понимания аргументативного текста имеет два уровня: внешний когнитивно-деятельностный механизм преобразования аргументативного намерения в аргументативную уверенность и внутренний, связанный с динамичностью гиперполя аргументативной функции.

Семиотические характеристики обусловлены описанными Ю.М. Лотманом особенностями порождения текста. По мнению Ю.М. Лотмана, неадекватность агентов коммуникации превращает сам факт несовпадения семиотических систем говорящего и слушающего из пассивной передачи информации в конфликтную игру. В ходе игры каждая сторона стремится перестроить семиотический мир противоположно по своему образу и одновременно заинтересована в сохранении своеобразия своего контрагента [Лотман 1996, с. 13]. В аспекте аргументации «конфликтная игра» имеет вид проблемной ситуации, реализованной посредством выделения компонентов поля аргументации; «стремление переделать мир» репрезентирует сущность поискового поведения в аргументативой деятельности.

Таким образом, при формировании аргументативной структуры текста выделяются психологический и риторический способы репрезентации аргументативной программы, что связано с моделью поискового поведения. Данная модель описывает целенаправленность порождения текста говорящим и адекватность понимания текста слушающим. Психологический способ связан с оперированием потребностями, созданием психологического кода деятельности слушающего. Риторический способ связан с построением аргументативной модели поискового поведения, что, в свою очередь, основывается на собственно лингвистических, коммуникативных, семиотических характеристиках понимания.

Особенности формирования аргументативной структуры имеют многоплановый характер и связаны с многоплановостью композиционной реализации аргументативной структуры текста. Выделяются когнитивный, коммуникативный, семиотико-прагматический способ реализации. Предлагаемый анализ основан на идее конструирования аргументативных альтернатив, что находит отражение в порождении аргументативно-синтаксической структуры текста. Под конструированием понимается способность аргументативной структуры текста к свертыванию и развертыванию. Когнитивный аспект предполагает рассмотрение композиции текста как предикатно-актантной структуры, в коммуникативном аспекте выдвигается описание зависимости компонентов аргументативной структуры текста от типа текста, семиотико – прагматический аспект выявляет соотношение смысловых зон текста и компонентов аргументативной структуры.

Рассмотрение текста в виде внешних условий интерпретации обусловлено складывающейся в настоящее время тенденцией описания текста как формальной единицы культуры, а культура составляет наивысший уровень языковой системы. «Такой взгляд на текст предполагает исследование его семиотической природы в непосредственной связи с изменчивостью его смысловой структуры, подвижностью и разнообразием возможностей его прагматической сущности» [Васильева 1997, с. 152]. Исходя из предложенной В.В. Васильевой трактовки, механизм преобразования любого текста в текст-интерпретацию служит основой для создания лингво-культурологической модели текста.

Межтекст как способ включения текста во внетекстовую действительность.

Сущность межтекста. Межтекст представляет собой модель взаимодействия механизмов порождения и интерпретации как способов включения текста во внетекстовую действительность. Текст во внетекстовой действительности может проявлять себя в двух ипостасях: как компонент, включенный в ситуацию, и как компонент, участвующий в различного рода эвокационных и трансформационных процессах. В первом случае межтекст репрезентирует модель получения текстом ситуативных характеристик (в виде текста, адаптированного к ситуации), во втором – модель взаимоотношений между разными текстами в ситуации. Сущность межтекста фантомна (моделируема), хотя способы его реализации функциональны и ситуативны.

Межтекст – промежуточный коммуникативно-деятельностный этап межтекстовой трансформации. Он интегрирует как черты текстов, включенных в процессы эвокации и трансформации, так и характеристики самой ситуации. Это своего рода модель взаимоотношения и взаимовключения текстов, вовлеченных в коммуникативный акт. Межтекст – адаптивная единица, подстраивающая текст под ситуацию (ситуационная модель, по Т.А. ван Дейку). Адаптивный механизм функционирования межтекста позволяет любым текстам в коммуникативном акте получать (либо восстанавливать) характеристики ситуации, необходимые для успешного протекания коммуникативного акта: «В основе ситуационных моделей лежат не абстрактные знания о стереотипных событиях и ситуациях, а личностные знания носителей языка, аккумулирующие их предшествующий индивидуальный опыт, установки и намерения, чувства и эмоции… Мы понимаем текст только тогда, когда понимаем ситуацию, о которой идет речь. Использование моделей объясняет, почему слушающие прекрасно понимают имплицитные и неясные фрагменты текстов – в этом случае они активизируют соответствующие фрагменты ситуационной модели» [ван Дейк 1989, с. 59].

Механизм функционирования межтекста. Для описания процесса взаимодействия механизмов порождения и интерпретации «необходимы «крупные» единицы, идет ли речь о моделях порождения и схемах их разворачивания, о номинативных блоках, превышающих по своей протяженности простое слово, или, наконец, о таких сложных структурах сознания, как фреймы, сцены или сценарии, которые во многом предопределяют рождающиеся речевые высказывания и выбор средств для их реализации» [Человеческий фактор в языке 1991, с. 7]. Межтекст – своеобразная инвариантная внутренняя форма механизма преобразования, содержащая знания о всех этапах трансформации в виде определенного набора схем и цепочек трансформаций. Межтекст – абстрактное понятие, находящееся в одном ряду с такими понятиями, как текстовый пакет информации (В.И. Герасимов, В.В. Петров), внутренняя форма текста (И.Д. Голев), ситуативно-речевой блок (A.A. Чувакин) и т. д. Для обозначения подобных явлений (своего рода «черных ящиков» – известного, что находится на входе и выходе, но не известного, что внутри) в лингвистической литературе употребляются самые различные термины, в зависимости от аспекта изучения: «в литературе используется ряд терминов для обозначения отраженной в человеческом сознании внеязыковой действительности: фреймы, сценарии, схемы, планы и т. п. Они представляют собой «пакеты» информации (хранятся в памяти), обеспечивая адекватную когнитивную обработку знаний о реальной же действительности» [Соколов 1993, с. 3].

Статус межтекста определяется его промежуточным положением. Являясь синтезирующим абстрактным мыслительным образованием, межтекст функционирует как инвариантная структура процесса взаимодействия: межтекст «стягивает» начальный и конечный этапы преобразований, объединяя тексты разных типов и ситуацию. В процессе порождения стадия межтекста – это этап подготовки мысли к объективации, этап начинающейся речемыслительной деятельности, который связывается с поиском схемы процесса преобразования. Это относится к так называемым «предречевым стадиям речевой деятельности, которые фактически приходятся на фазы трансформации потока сознания в вербализованное или вербализуемое образование, когда носители личностных смыслов, имеющие вплоть до этого момента самые разные формы и субстраты, приобретают, наконец, квазивербализованную – в виде внутренних слов – или собственно вербализованную – в виде реальных языковых знаков, – но еще интериоризованную форму» [Человеческий фактор в языке 1991, с. 15]. Такое определение межтекста позволяет рассмотреть его статус как внутреннюю форму процессов преобразования. По Н.Д. Голеву, внутренняя форма текста – это тот изначальный элемент, из которого закономерно «вырастает» речевое произведение в единстве его формальной и содержательной сторон; в плане синхронного генезиса – это зародыш, предвосхищение формы, формирующегося содержания. Это источник разнообразия внешних форм и одновременного его преодоления, т. е. источник целостности. Все вышеизложенное позволяет сделать вывод о промежуточном статусе межтекста в процессе коммуникации и определить его как абстрактную структуру, в которой происходит «растворение» текстовых и ситуативных характеристик.

Введение в структуру коммуникативного акта межтекста объясняет функционирование процесса преобразования: проходя через стадию промежуточного звена (своеобразного «черного ящика» – промежуточного этапа преобразований, где на входе содержится непреобразованный текст, на выходе – ситуационно адаптированный, а между ними – когнитивная структура – межтекст), механизм порождения адаптируется к механизму интерпретации. Межтекст не только сопрягает формальные и семантические характеристики преобразованного и непреобразованного текстов, но и именно в межтексте происходит подбор характеристик ситуации, необходимых для успешного осуществления коммуникации.

Усложнение коммуникативного акта происходит под влиянием интенции автора («завершенность/незавершенность описания объекта можно считать исчерпывающим с точки зрения тех целей и задач, которые ставят перед собой коммуниканты» [Мурзин, Штерн 1991, с. 43]). Межтекст появляется на фоне разности интенций автора. Так, например, у В. Шукшина при преобразовании текстов рассказов в тексты киносценариев разность интенций проявляется таким образом: в первом случае доминирует интенция создания эпического произведения, в другом случае – создания киносценарного произведения. Межтекст сталкивает разные свойства двух родов литературы. В межтексте же происходит и членение эпического текста на кадры; результатом функционирования межтекста является композиционно-синтаксическая аранжировка киносценарного текста. В процессе трансформации вторичные тексты приобретают качественно отличающиеся от эпического текста композиционно-синтаксические структуры. Предложенную модель трансформационных преобразований синтаксической композиции эпического текста в синтаксическую композицию киносценарного текста (первичный текст – межтекст – вторичный текст) можно считать инвариантной моделью для подобного рода трансформаций текстов В. Шукшина, а наполнение этой модели происходит вариативно, в зависимости от композиционных особенностей первичных текстов.

Межтекст как модель взаимодействия разных типов текстов. Моделирование взаимодействия текстов разных типов является достаточно большой проблемой. Это связано, в первую очередь, именно сразностью (типологической, жанровой, родо-видовой и т. д.) текстовой онтологии. До настоящего времени не существует универсальной модели, описывающей случаи разнотекстового взаимодействия, так как невозможно унифицировать все способы текстовой жизнедеятельности такого рода. Межтекст является одним из вариантов, репрезентирующих взаимопроникновение текстов. Например, межтекст как модель, организующая взаимодействие разных типов текстов, работает при преобразовании текстов рассказов в киносценарные тексты.

В частности, текстовое взаимодействие такого рода присутствует в кинопрозе В. Шукшина, для которой характерно выстраивание трансформации текстов эпических (первичных) в тексты киносценариев (вторичных). В ходе преобразования эпического текста в киносценарный В. Шукшин подвергает наибольшим трансформациям синтаксическую композицию обоих типов текстов. Все изменения в синтаксической композиции, происходящие в ходе преобразований, составляют три группы трансформаций:

1. Трансформации, содержанием которых является ввод новых компонентов в синтаксическую композицию вторичного текста. Такими компонентами являются часть абзаца, целый абзац, часть диалогического единства, часть сложного синтаксического целого.

2. Трансформации, связанные с внутрикомпонентными структурными изменениями (как ввод, так и опущение какой-либо части фрагмента синтаксической композиции). Такие преобразования вызываются вводом или опущением части абзаца, сложного синтаксического целого или диалогического единства.

3. Трансформации, имеющие межкомпонентный характер. В подобных трансформациях вводятся новые абзацы и диалогические единства. Структура одного абзаца преобразуется в несколько абзацев и т. д.

В первом типе трансформаций деления киносценарного (вторичного) текста на кадры не происходит, так как в процессе преобразований не образуется мизанкадр. Трансформации актуализируют фрагмент синтаксической композиции первичного текста для организации единого сюжетного повествования. Например, введение в текст киносценария «Ваш сын и брат» реплик: «Пишут ребята», «Ребята-то как?», «Да редко пишут. Ничего вроде. Игнат хвалится. А Максим – на стройке» – уточняет количество героев, организует тексты рассказов, обладающие изолированными сюжетными линиями, в текст киносценария с одним сюжетом.

Вторая группа трансформаций включает внутрикомпонентные преобразования синтаксической композиции и связана с необходимостью усилить, выделить какой-либо жест, позу, интонацию героя. Данный тип связан с введением режиссерской правки, с необходимостью расстановки героев в мизанкадре. Например, введение в текст киносценария «Ваш сын и брат» эмфатического «А мне – хоть бы хны!» актуализирует эмоциональный настрой сцены, усиливает сему волнения.

Третья группа трансформаций – межкомпонентные трансформации, они связаны с требованием покадровой передачи информации. Преобразования происходят вследствие необходимости будущего экранного воплощения текста. Имея в виду будущее звуко-зрительное, экранное воплощение текста, автор членит текст не на фрагменты текста, а на кадры, которые организует в мизанкадры – с расстановкой героев, выверенностью их жестов, поз. Возникает необходимость «изобразить картинку». Изменения в композиционно-синтаксической организации – это прежде всего те изменения, при помощи которых либо свертывается ненужный, излишний, «некинематографический» (т. е. не работающий на изображение и звучание) компонент структуры текста, либо текст развертывается за счет ввода кинематографических компонентов. Функция данной группы трансформаций – быть своеобразным «руководством к действию» для режиссера. Например, В. Шукшин вводит в текст киносценария «Странные люди» прямое режиссерское указание: «Домой Чудик пришел часу в шестом. Шел и ясно себе представил, как он сейчас весело расскажет, как он чуть было не стал киноартистом. Как все будут от души смеяться (немое изображение: Чудик рассказывает брату, его жене, детям, показывает, как они репетировали с режиссером; все покатываются со смеху, даже маленький в разрисованной колясочке)».

Вышеназванные процессы моделируются в межтексте – абстрактном образовании, которое выполняет связующую функцию между эпическим и киносценарном текстами в процессе текстообразования. Межтекст сопрягает композиционно-синтаксические структуры первичного и вторичного текстов, в межтексте происходит членение эпического текста на кадры киносценария. В межтексте происходит изменение коммуникативного статуса компонентов синтаксической композиции первичного текста. Межтекст – инвариантная внутренняя форма механизма преобразований эпического текста в киносценарный, содержащая знания обо всех этапах трансформации в виде определенного набора схем и цепочек трансформации.

Модель образования синтаксической композиции (первичный текст – межтекст – вторичный текст) является инвариантной моделью усиления кинематографического потенциала и рассматривается в качестве инвариантной модели межродовой трансформации. Вариантные реализации модели в исследовании определяются в зависимости от коммуникативных особенностей Говорящего. Осуществляемая Говорящим форма коммуникативной деятельности (эпическая или киносценарная) определяет способы структурно-семантического переразложения синтаксической композиции.

Межтекст как модель включения текста в ситуацию. Одной из характеристик межтекста является его адаптивная потенция. Межтекст как внутренняя форма преобразований непосредственно связан с механизмом ситуативного приспособления текста. Так межтекст, например, задает способ включения текста в аргументативную деятельность, адаптирует текстовые механизмы к ситуативным характеристикам, создает базу появления аргументативных характеристик текста.

Аргументативные характеристики текста мало изучены; они уникальны. До сих пор в современной литературе открытыми остаются вопросы: любой ли текст можно считать аргументативным текстом; как определить сущностные характеристики текста в аспекте аргументации; можно ли считать текст компонентом аргументативного процесса и каковы его функции? (См. работы X. Перельмана, Т.Г. Хазагерова, М.И. Панова и др.).

Появление аргументативного текста является, во-первых, результатом функционирования когнитивной модели аргументативной деятельности (далее будет именоваться K-модель аргументации), во-вторых, обусловлено существованием поля аргументации. Следовательно, условиями приобретения текстом аргументативных характеристик являются существование K-модели и действие K-модели в поле аргументации.

Понятие эмотивной прагматической установки (ЭПУ)

Под термином эмотивная прагматическая установка (ЭПУ) понимается явная или скрытая цель высказывания. Понятие ЭПУ "соотносимо с понятием "иллокутивной силы", или "иллокутивной цели", широко применяемой в лингвистических исследованиях под влиянием теории речевых актов вслед за Дж. Остином и Дж. Серлем." [Филимонова 2007: 97]

ЭПУ могут различаться по типу носителя эмоционального состояния, им может быть автор или третье лицо:

1) проинформировать о своих чувствах,

3) проанализировать свои чувства,

4) излить свои чувства,

5) узнать о чувствах адресата,

6) проанализировать чувства адресата,

7) проинформировать о чувствах третьего лица/лиц,

8) узнать о чувствах третьего лица/лиц,

9) призвать адресата к действию для избавления от чувства,

10) призвать адресата к действию для получения чувства.

Данный список не является конечным и может быть продолжен. Каждая ЭПУ имеет ряд отличительных характеристик, однако разграничение не является жестким. Так, различение некоторых ЭПУ является достаточно субъективным.

Выводы к Главе 1

· В настоящее время отмечается рост интереса к исследованию эмоций в различных научных дисциплинах. Эмоции - это психические процессы и состояния, отражающих значимость действующих на индивида явлений и ситуаций в форме непосредственного переживания (удовлетворения, радости, страха и т.д.) Жизнь без эмоций невозможна.

· При этом существует большое количество различных классификаций эмоций из-за того, что сами эмоции многочисленны и разнообразны. Создать универсальную классификацию, удовлетворяющую всем требованиям, невозможно.

· Эмоции делятся на базовые (свойственны всем людям и культурам) и вариативные (договорной или индивидуальный характер).

· Метаязык, введенный А. Вежбицкой, позволил построить четкие толкования названий эмоций, благодаря определению эмоциональных концептов с помощью слов, которые интуитивно понятны и не являются сами именами эмоций и эмоциональных состояний.

· Согласно классификации В.И. Шаховского, эмоциональное состояние может быть выражено в языке различными средствами: прямой номинацией (joy, hatred, happiness), непосредственным выражением (междометиями и др.) и описанием (позы, особенностей речи и голоса, взгляда, движений).

· Проблема эмотивного смысла не может быть решена без исследований эмотивности на уровне текста. Эмотивный текст - это, прежде всего, текст для восприятия и понимания его эмоционального содержания.

· Языковая категория - это группа языковых элементов, выделяемая на основании какого-либо общего свойства, либо признак, который лежит в основе разбиения совокупности однородных языковых единиц на ограниченное число непересекающихся классов, члены которых характеризуются одним и тем же значением данного признака.

· Категория эмотивности связана с понятийной категорией состояния. В объем значения понятийной категории состояния в английском языке входят единицы, выражающие физическое состояние (alive), психическое эмоциональное состояние (afraid), и положение в пространстве (afloat).

· Понятие эмотивности соотносимо с понятием функционально-семантической категории - комплексной категории, включающей совокупность содержательных значений, выражаемых элементами разных языковых уровней, не сводящихся к своим синтаксическим функциям в отличие от синтаксических категорий времени, модальности, лица и т.д.

· Эмотивность обладает категориальным статусом на различных уровнях языковой системы: фонологическом, лексическом, на уровне предложения и текста. Эмотивность как категория текста является основополагающей категорией эмоциологии текста.

· Теория речевых актов изучает высказывание с точки зрения его иллокутивной функции.

· Совершая речевой акт, говорящий осуществляет два действия: собственно произнесение высказывания - локутивный акт, и иллокутивный акт, например, выражение утверждения, обещания, просьбы, то есть реализация коммуникативного намерения говорящего.

· Высказывание может быть предназначено для осуществления того или иного воздействия на слушателя (например, оскорбить, напугать), т.е. иметь перлокутивный аспект.

· Понятие прагматической установки, то есть явной или скрытой цели высказывания, соотносимо с понятием "иллокутивной силы", или "иллокутивной цели", широко применяемой в лингвистических исследованиях под влиянием теории речевых актов.

См.: Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000. С.79.

См.: Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1998.

«И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей. И говорил им: написано: дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников» (Евангелие от Матфея).

См.: Кожина М.Н. Стилистика текста в аспекте коммуникативной теории языка//Стилистика текста в коммуникативном аспекте. Пермь, 1987.

См.: Гальперин H.P. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.

См.: Шабес В.Я. Событие и текст. М., 1989.

Пешковский А.М. Объективная и нормативная точка зрения на язык//Избр. труды. М. 1959. С. 58.

См.: Шабес В.Я. Указ. соч. С. 7–11.

Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980. С. 282.

См.: Камчатнов A.M. Подтекст: термин и понятие//Филологические науки. 1988. №3.

Функциональный и прагматический аспекты в изучении текста

Признавая объективную необходимость многоаспектного изучения текста, можно все-таки выделить основные аспекты, связанные с характеристикой текста как цельного литературного произведения, как динамической коммуникативной единицы высшего уровня. Понимание текста как «текста в действии» приводит к выдвижению на первый план его функционального аспекта, а ориентация текста на коммуникативный процесс, к тому же, акцентирует внимание на прагматике текста.

Функциональный анализ предполагает учет предварительной обусловленности авторского выбора тех или иных средств выражения смысловой структуры текста его видовой и жанровой целеустановкой. При этом сам выбор вида и жанра текста диктуется условиями реальной коммуникации (коммуниканты, предмет коммуникации, средства коммуникации, и т.п.). Таким образом, функциональный анализ учитывает экстра- и интратекстовые признаки.

Функциональный анализ заключается еще и в том, что отдельные компоненты текста рассматриваются с точки зрения их роли в организации целого текста. Следовательно, функциональный анализ помогает вскрыть собственно содержательные качества текста. Дело в том, что языковые знаки в тексте конкретизируют свое значение, будучи соотнесенными с другими языковыми знаками, они вступают с ними в особые, свойственные данному тексту отношения; актуализируется, например, одно из возможных значений слова или слово меняет вообще свое значение под влиянием контекста (появляются контекстуальные синонимы, не отмеченные в словарном порядке).

При функциональном анализе учитывается и авторское отношение к сообщаемому, авторское намерение (интенция) и пр.

Что же дает функциональный анализ?

1. Функциональный анализ позволяет выйти за пределы собственно языковых характеристик текста и перейти к анализу понятийных категорий, например типа «пространство» и «время» (ср.: художественное пространство, художественное время). Функциональный анализ выявляет значимость этих категорий в тексте.

2. Функциональный анализ помогает вскрыть соотношение значения языковых единиц и их смысла в тексте. Различие понятий «значение» и «смысл» при анализе текста очень существенно, так как выводит на его содержательные характеристики. Это выявляется даже на уровне отдельного слова. Значение объективно отражает систему связей и отношений в слове, это устойчивая система, одинаковая для всех людей. Под смыслом же имеется в виду индивидуальное понимание значения слова, выделенное из объективной системы связей, но имеющее отношение только к данному моменту и к данной ситуации. Поэтому «смысл» – это привнесение субъективных аспектов значения, проявление аффективного состояния субъекта. А.Р. Лурия в книге «Язык и сознание» приводит такой пример на различение значения и смысла в слове: объективное значение слова «уголь» – это черный предмет древесного происхождения, результат обжига деревьев, имеющий определенный химический состав, в основе которого лежит элемент С (углерод). Но смысл этого слова может в разных ситуациях оказаться разным для разных людей: для хозяйки уголь – то, чем разжигают печь; для ученого – предмет изучения; для художника – инструмент, которым можно нарисовать эскиз; для девушки, которая испачкала платье, – это грязь, которая доставила ей неудовольствие.

Ясно, что в тексте обычно фигурируют именно такие значения, субъективные – соответствующие данному моменту и данной ситуации.

3. Функциональный анализ дает возможность реконструировать тексты, устанавливать их авторство. Например, реконструировать древние тексты. (Правда, есть мнение, что адекватная реконструкция невозможна, так как незнание культурно-исторических оценок эпохи затрудняет интерпретацию текста.)

4. Функциональный анализ может связывать тексты разных эпох, тексты разноязычные.

Последнее особенно важно при анализе переводных текстов, когда встает вопрос об эквивалентности слов и их сочетаний в разных языках. В данном случае необходимо принимать во внимание социокультурный аспект анализа речевых единиц текста, поскольку в языке отражена культура говорящего коллектива. И одни и те же реалии и понятия, выраженные в слове, могут восприниматься по-разному носителями разных культур. Например, коммуникацию (в данном случае – восприятие текста) может осложнить «конфликт между культурными представлениями»: в частности, русское зеленые глаза воспринимается как нечто романтическое, русалочное, а английское green eyes – это метафора зависти.

5. Наконец, функциональный анализ способен вскрыть сущность наложения текстов (текст в тексте), значимость этого явления, объяснить смысл ассоциаций этих текстов, их комбинаций, создающих дополнительные смыслы (ср.: литературные реминисценции, аллюзии, прямое цитирование; разные виды интерпретации текстов – например, библейский сюжет о Христе у М. Булгакова и Ч. Айтматова). Функциональный анализ объясняет, как это осложняет и одновременно проясняет основной смысл произведения.

Прагматический анализ текста вытекает из функционального, логически продолжает и развивает его. Греч, pragmatos (дело, действие) – область науки (семиотики, языкознания), в которой изучается функционирование языковых знаков в речи. В прагматику лингвистическую включаются вопросы, связанные с субъектом (автором текста), адресатом (читателем) и – главное – с их взаимодействием в акте коммуникации.

1) цели и задачи сообщения (например, информирование, волеизъявление, инструктирование и т.д.);

2) тип речевого поведения;

3) отношение к сообщаемому, его оценку (или отсутствие таковой);

4) акценты при конструировании текста сообщения.

Адресат речи (читатель текста):

1) интерпретирует текст, в том числе косвенные и скрытые смыслы,

2) испытывает воздействие – интеллектуальное, эмоциональное, эстетическое.

Прагматический анализ вскрывает эти взаимодействия автора и читателя, устанавливает меру полезной информации в тексте, ориентируясь на типологию читательского адреса.

Прагматический анализ лежит в основе теории дискурса. Дискурсом (от франц. discours – речь) в настоящее время считается связный текст в совокупности с экстралингвистическими факторами – психологическими, социокультурными и др. Дискурс – это текст, взятый в событийном аспекте как социально направленное «действо». Метафорически дискурс – это речь, погруженная в жизнь. Поэтому термин «дискурс» в настоящее время представляется некорректным в применении к древним текстам, так как дискурс целиком обращен к прагматической ситуации.

Тенденция к размежеванию терминов «текст» и «дискурс» наметилась в 70–80-е годы. Под дискурсом стали понимать разные виды актуализации текстов в связи с экстралингвистическими показателями.

Разграничение понятий «дискурса» и «текста» базируется на противопоставлении процесса речевой деятельности и ее результата. Дискурс понимается именно как процесс, связанный с реальным речепроизводством, текст же связывается с результатом этого процесса. Кроме того, разграничение может быть определено и формами речи: термин «дискурс» чаще применяют к произведениям устной речи, а термин «текст» – к произведениям письменной речи. «Дискурс» в западной терминологии может означать вообще любую речь.

>">На предыдуший раздел в оглавление >>

См.: Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1998. С.55.

См.: Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000.

4] См.: Бисималиева М.К. О понятиях «текст» и «дискурс»//Филологические науки. 1999. №2.

См.: Кубрякова Е.С., Александрова О.В. Виды пространств текста и дискурса//Категоризация мира: пространство и время. Материалы научной конференции. М., 1997.

Текст как законченное информационное и структурное целое.

Единицы текста

Текст, если рассматривать его в системе обобщенных функциональных категорий, квалифицируется как высшая коммуникативная единица. Это целостная единица, состоящая из коммуникативно-функциональных элементов, организованных в систему для осуществления коммуникативного намерения автора текста соответственно речевой ситуации.

Если принять, что текст отражает некое коммуникативное событие, то, следовательно, элементы события должны быть соотнесены с отдельными компонентами (или единицами) текста. Поэтому выявление единиц текста и их иерархии в общей структуре текста помогает вскрыть сущностные характеристики текста – содержательные, функциональные, коммуникативные. При этом надо иметь в виду, что единицы текста, представленные, в частности, в виде высказываний, отражают лишь значимые для данного текста элементы ситуации-события; остальные же элементы могут опускаться из-за их ясности, достаточной известности. То есть мы имеем дело с некоторым несоответствием между высказыванием и отраженной в нем ситуацией. Это ставит вопрос о семантической наполненности единиц текста и ее достаточности или недостаточности в рамках целого текста.

Текст имеет свою микро- и макросемантику, микро- и макроструктуру. Семантика текста обусловлена коммуникативной задачей передачи информации (текст – информационное целое); структура текста определяется особенностями внутренней организации единиц текста и закономерностями взаимосвязи этих единиц в рамках цельного сообщения (текста) (текст – структурное целое).

Единицами текста на семантико-структурном уровне являются: высказывание (реализованное предложение), межфразовое единство (ряд высказываний, объединенных семантически и синтаксически в единый фрагмент). Межфразовые единства в свою очередь объединяются в более крупные фрагменты-блоки, обеспечивающие тексту целостность благодаря реализации дистантных и контактных смысловых и грамматических связей. На уровне композиционном выделяются единицы качественно иного плана – абзацы, параграфы, главы, разделы, подглавки и др.

Единицы семантико-грамматического (синтаксического) и композиционного уровня находятся во взаимосвязи и взаимообусловленности, в частном случае они даже в «пространственном» отношении могут совпадать, накладываясь друг на друга, например, межфразовое единство и абзац, хотя при этом они сохраняют свои собственные отличительные признаки.

С семантической, грамматической и композиционной структурой текста тесно связаны его стилевые и стилистические характеристики. Каждый текст обнаруживает определенную более или менее выраженную функционально-стилевую ориентацию (научный текст, художественный и др.) и обладает стилистическими качествами, диктуемыми данной ориентацией и, к тому же, индивидуальностью автора.

Стилистические качества текста подчинены тематической и общей стилевой доминанте, проявляющейся на протяжении всего текстового пространства.

Построение текста определяется темой, выражаемой информацией, условиями общения, задачей конкретного сообщения и избранным стилем изложения.

Текст как речевое произведение состоит из последовательно объединенных вербальных средств (высказываний, межфразовых единств). Однако значения, заключенные в тексте, не всегда передаются только вербальными средствами. Для этого существуют и средства невербальные; в рамках высказывания и межфразового единства это может быть порядок слов, соположение частей, знаки препинания; для акцентирования значений – средства выделения (курсив, разрядка и др.) Например, при сочетании высказываний Сын пошел в школу. Дочка – в детский сад сопоставительное значение не нашло для себя словесного выражения; кроме того, сказуемое пошла заменено знаком тире. В рамках более сложных компонентов текста таких невербализованных значений может оказаться значительно больше. Например, использование знаков вопросительного и восклицательного, замещающих целые реплики диалога.

– Посмотрите, какой он хорошенький! – Наташа подводит меня поближе к клетке и просовывает внутрь руку, которую малыш сразу же хватает и как будто бы пожимает. – Такие красивые детеныши у орангутангов – большая редкость. А вы обратили внимание, как он похож на свою мать?

– А как же! У обезьян все, как у людей (Моск. Комс. 1986. 29 ноября).
В этом смысле интересен следующий пример:
И на бритом, багровом лице проиграло:

– «?»

– «!»

– «!?!»

Совершенно помешанный! (А. Белый. Петербург)
Изображение пауз, заминок в речи, резкого интонационного перелома осуществляется при помощи знаков препинания. Тембр, интенсивность, паралингвистическое сопровождение речи изображается обычно описательно (кричал, размахивая руками; посмотрел, сощурив глаза ). Однако такое словесное изображение мимики, жестов необязательно. Например, вопрос, удивление, можно передать только знаками: Так ты его видел? – ???

Для передачи значений в тексте служат и различные фигуры умолчания, тоже относящиеся к невербализованным средствам.

С другой стороны, в тексте может быть осуществлена вербализация «немых» языков (языков жестов, мимики). Этому, в частности, служат разнообразные ремарки в драматических произведениях или авторские описания соответствующих жестов и мимики в произведениях прозаических.

Например: Он кривит улыбкой рот, напрягает свое горло и сипит:

– А у меня, барин, тово... сын на этой неделе помер.

(А. Чехов. Тоска);

Поплакав, барышня вдруг вздрогнула, истерически крикнула:

– Вот опять! – и неожиданно запела дрожащим сопрано:

– Славное море священный Байкал...

Курьер, показавшийся на лестнице, погрозил кому-то кулаком и запел вместе с барышней незвучным, тусклым баритоном:

– Славен корабль, омулевая бочка!..

(М. Булгаков. Мастер и Маргарита)

Так называемые немые языки являются полноценным средством коммуникации в реальной жизни. Однако они широко представлены в вербализованном виде и в тексте – художественном, публицистическом. При восприятии текстового описания жестов необходимо учитывать их значимость в рамках данной языковой общности. Кроме того, читатель и создатель текста могут быть разделены во времени, это также может спровоцировать неадекватность восприятия. Например, требуется комментарий к описанию жеста в тексте произведения А. Чехова «Толстый и Тонкий»: Толстый, желая расстаться дружески, протянул руку, а Тонкий пожал два пальца и захихикал. Еще пример:

О начальнике департамента: «... Я тотчас заметил, что он масон: он если даст кому руку, то высовывает только два пальца » (Н. Гоголь. Записки сумасшедшего). Недоразумения могут возникнуть при чтении текста иностранным читателем, так как «немые» языки разных народов могут существенно различаться. Например, кивок в знак согласия в странах арабского мира воспринимается как проявление невоспитанности, если относится к незнакомому человеку или старшему по возрасту.

Можно назвать и такой способ передачи значений в тексте, как вторжение в единообразно организованное пространство элементов других текстов, «текстов в тексте» (Ю.М. Лотман). Это могут быть прямые включения – эпиграфы, цитаты, ссылки. Могут быть пересказы-вставки иных сюжетов, обращения к легендам, «чужим» рассказам и др.

На предыдуший раздел в оглавление >>

См.: Баранник Д.Х. Текст как высшая форма реализации коммуникативной функции речи и его основные единицы//Семантические и коммуникативные категории текста (Типология и функционирование): Тезисы докл. Всесоюзной научной конференции. Ереван, 1990.

См.: Хачатурян НА. «Немые» языки и восприятие художественного текста//Семантические и коммуникативные категории текста (Типология и функционирование): Тезисы докладов Всесоюзной научной конференции. Ереван, 1990.

Прагматическая установка текста и прагматическая установка автора

Для определения механизмов образования текста необходимо уяснение таких понятий, как прагматическая установка текста и прагматическая установка автора. Текст как цельное речевое произведение имеет свои закономерности образования. Текстообразование осуществляется под влиянием целеустановки самого текста и целеустановки конкретного автора текста. Первое диктуется самим текстом, его типом, жанром, задачами, которые он реализует. Второе – всецело связано с авторской модальностью, так как любое сообщение заключает в себе не только информацию, но и отношение автора к сообщаемой информации. Последнее особенно важно в установлении прагматики текста, поскольку связано с интерпретационной стороной текста. Автор не только формирует собственно текст, но и направляет читателя в его интерпретации текста.

Прагматическая установка текста исходит из самого текста – его назначения, его вида, жанра. Например, автор, приступающий к написанию учебника, заранее знает, каков будет объем текста, какие вопросы и проблемы надо осветить, в основном какова будет структура будущего текста, каковы сложившиеся в практике жанровые особенности учебной литературы и методические приемы подачи материала.

При начале работы над текстом известной бывает его общая целеустановка – информирование, обучение, инструктирование, декларирование и т.д. Таким образом, каждый текст имеет свою прагматическую установку. Она и определяет форму текста, отбор материала, общую стилистику и др. Однако автор как конкретный субъект, подчиняясь общим правилам построения текста данной направленности, вносит свои, личностные коррективы в построение текста, т.е. осуществляет свою, авторскую прагматическую установку.

Обе установки совмещаются, могут накладываться друг на друга, но могут по каким-то причинам расходиться и даже вступать в противоречие. Более того, автор может избирать жанр текста, ориентируясь исключительно на свои личные пристрастия. Например, Л.Н. Толстой предпочитал монументальные, объемные романы, А.П. Чехов – юмористические зарисовки, рассказы, в крайнем случае – повесть. Избрав жанр, автор творит сообразно установкам данного жанра, но может и нарушить каноны жанра, может нарушить последовательность в раскрытии темы.

Личностное начало, естественно, в большей степени проявляется в художественном тексте, нежели в тексте учебном и тем более – справочном, инструктивном и др. Вообще, чем более стандартен текст, тем ярче выявляются его признаки, тем непреложнее каноны его образования, тем ниже степень проявления личностного начала. Чем в большей мере ощущается присутствие «художественности» в тексте, тем сильнее проявляется личностное начало.

Даже в построении абзаца, этого маленького фрагмента текста, можно обнаружить различие в целеустановках – текстовой и авторской. Например, абзац в принципе стремится слиться с межфразовым единством, т.е. стать семантически и структурно завершенной единицей. Однако по воле автора он, абзац, может разорвать межфразовое единство, преследуя цели эмоционального, эмфатического плана, или, наоборот, объединить несколько межфразовых единств в один большой абзац. Так, текст диктует четкое соблюдение композиционной последовательности в раскрытии темы, а автор, пренебрегая этим правилом, пытается решить задачу повышения выразительности текста путем применения приема «неожиданности».

В результате взаимодействия двух прагматических установок в тексте обнаруживается два вида членения: объективное членение, подчиненное структурной логике развертывания текста, и субъективное членение, которое либо усиливает логичность построения текста, либо своеобразно нарушает ее, создавая смысловые и стилистические эффекты. В последнем случае установка текста и установка автора расходятся, и автор намеренно использует данный прием с целью более эффективного воздействия на читателя. В частности, это сказывается на особенностях абзацного членения текста, всецело подчиненного авторской установке.

На предыдуший раздел в оглавление >>

См. раздел «Абзац как композиционно-стилистическая единица текста».
Единицы текста – высказывание и межфразовое единство

По мысли В.В. Виноградова, учение о тексте – это учение о типах словесного оформления замкнутых в себе произведений как особого рода целостных структур. Пути изучения текста намечены попытками трактовать высказывание в процессе его порождения, а не только как готового продукта. По существу лингвистика текста зародилась в тот момент, когда исследователи почувствовали необходимость отойти от изучения предложения как формальной языковой единицы и перейти к изучению высказывания как единицы функциональной, единицы реального речепорождения и речевосприятия, единицы, соотнесенной с ситуацией. Таким образом, изучение текста основательно подготовлено функциональным синтаксисом. Функциональный подход к изучению синтаксических единиц дал возможность выйти за пределы предложения-высказывания, обратить внимание на его место в системе других предложений-высказываний, установить связи между ними, как контактные, так и дистантные. А это прямой выход к исследованию некоторой объединенности предложений-высказываний, т.е. компонентов или фрагментов текста.

В системе категорий лингвистических текст есть функционально, содержательно и структурно завершенное речевое единство, скрепленное авторской модальностью. Любой текст – разнофункциональный и разномодальный – это прежде всего совокупность предложений-высказываний, которые, группируясь на основе смысловых и структурных (межфразовых) связей, объединяются в единицы текста – межфразовые единства, компоненты или фрагменты текста, наконец, целое речевое произведение. Текст как функционально-семантико-структурное единство обладает определенными правилами построения, выявляет закономерности смыслового и формального соединения составляющих его единиц.

Механизмы образования текста (меняющиеся от целеустановки, проявляющейся при речевой деятельности) обычно избирательны. И действуют они в направлении создания разных видов текста, имеющих свои формы построения, организации, выработанные общественной практикой.

При конструировании текста используются максимальные единицы языка (предложения), которые становятся минимальными единицами речи (высказываниями), последние, объединяясь в семантико-структурные блоки , образуют разные типы и виды речевой организации (по-другому – типы речи, типы текста и т.д.) В основе этих блоков лежат разные виды высказываний, которые, сочетаясь друг с другом, и образуют эти разные виды текста.

Высказывание – это реализованное предложение (не схема, а лексически наполненная, выражающая конкретную целеустановку единица речи). Любое высказывание – это предложение, но не любое предложение есть высказывание. Или: одно предложение может заключать в себе несколько высказываний-сообщений. В тексте мы имеем дело не с предложением (в терминологическом смысле), а с высказываниями, т.е. не с языковыми единицами, а с единицами речевыми, которые конкретизируют свой смысл в тексте. Например, предложение Студенты поехали на экскурсию может заключать в себе три высказывания, смысл которых проявляет контекст. Соответственно возможны разные акценты (ударения):

Студенты поехали на экскурсию (а не кто-то другой).

Студенты поехали на экскурсию (а не пошли пешком).

Студенты поехали на экскурсию (а не на сельхозработы).

Высказывания бывают однообъектные и разнообъектные (в зависимости от того, сколько событий отражено в его содержании). Например: Поезд идет (сообщение о движении поезда) и Поезд идет с большой скоростью (сообщение о движении поезда и о скорости его движения). В предложении Мне сообщили о приезде отца отражены два события: Мне сообщили о том, что приехал отец (два субъекта действия).

Высказывание всегда имеет два компонента, в отличие от предложения, где может быть один компонент, два и несколько (главные члены и второстепенные; односоставные и двусоставные предложения). Компоненты высказывания – тема и рема (тема – данное, исходное; рема – новое, искомое). Члены предложения, например подлежащее и сказуемое, необязательно совпадают с компонентами высказывания – темой и ремой. Порядок следования компонентов высказывания – от темы к реме (это объективный, прямой порядок слов). Например: Мы услыхали звук. Поскрипывала дверь. Во втором высказывании «поскрипывала» – тема (известное из первого предложения-высказывания) и «дверь» – рема (то новое, что сообщается о данной теме). С точки зрения грамматической структуры предложения «дверь» будет подлежащим, а «поскрипывала» сказуемым.

Высказывания бывают двух типов в зависимости от их коммуникативных качеств (деление дается обобщенно и в какой-то мере условно).

Информативные высказывания, в которых разворачивается содержательная информация (это сообщения описательного, повествовательного, аргументирующего, анализирующего типа), ивысказывания верификативные, которые служат целям утверждения или опровержения, контраргументации (высказывания полемические, убеждающие, воздействующие). Функцией информативных высказываний является сообщение – они несут новую информацию. Функция верификативных высказываний – оформить реакцию на мнение собеседника (реального или воображаемого), т.е. дать коррекцию или верификацию этого мнения. Подобные высказывания выполняют функцию эмоционального воздействия.

Ср.: верификативное и информативное высказывания (в зависимости от ударения) в стихотворении М.Ю. Лермонтова: « Люблю отчизну я , но странною любовью» (И. Андроников настаивает на таком прочтении). Ударение падает на слово «люблю», следовательно, фраза воспринимается как ответная реплика, опровергающая мнение воображаемого собеседника. В таком прочтении высказывание будет верификативным, т.е. опровергающим другое мнение, информация о котором уже была дана. При переносе ударения: «Люблю отчизну я, но...» – высказывание воспринимается как чисто информативное, не связанное с реакцией на полученную информацию.

Информативные высказывания лежат в основе текстов описательных, повествовательных, аргументирующих, анализирующих (последние два объединяют тексты типа рассуждения). Верификативные высказывания не служат организующими компонентами особых видов текста, они вклиниваются (с разной степенью интенсивности) в тексты названных типов (их больше будет, конечно, в текстах типа рассуждения), и это вклинивание дает эффект диалогизации: эффект диалога есть, а вопросно-ответная система не представлена (есть только ответ). Такой тип речевой организации превращается в особый журналистский или, шире, художнический прием.

Монолог в зависимости от цели высказывания бывает преимущественно сообщающим или эмоционально-оценочным, с ярко выраженной модальностью.

Организуясь на базе разных коммуникативных типов высказывания, разные виды текста вырабатывают специфические речевые средства своего оформления. В идеальном, чистом виде они могут сохранять специфику средств на протяжении всего текстового компонента – описательные, повествовательные высказывания, высказывания типа рассуждения (выбор этого речевого оформления диктуется характером информации, а также целевой заданностью); переход от одной речевой формы к другой определяется рядом причин, в том числе темпом, ритмом; например, убыстрение темпа повествования сокращает предельно описательные моменты; наоборот, замедление темпа – растягивает описание.

Информативные высказывания обычно передают фактологическую и концептуальную информацию (в художественном тексте – это авторское видение мира); верификативные высказывания создают информацию оценочную (часто подтекстовую).

При характеристике высказываний используются и понятия диктума и модуса . Основная, содержательная информация передается диктумом; дополнительная, оценочная, интерпретирующая – модусом. Например, в предложении-высказывании Слава богу, наконец-то дождь закончился основная информация заключена в компоненте дождь закончился (это диктум); другие компоненты составляют модус: они сопровождают основную информацию, субъективно оценивают ее, комментируют. Высказывания могут состоять только из диктума, но не могут содержать в себе только модус (так как нет материала для интерпретаций), хотя в контексте при расчлененной подаче речи они могут занять «самостоятельную» позицию, но только при наличии базовой структуры. Например: Дождь закончился. Слава богу, наконец-то. Модусные компоненты могут быть подвержены редукции: Меня удивило то, что...; К моему удивлению...; К удивлению... Диктум и модус могут быть представлены в одном слове, например, при побуждении к действию: Войдите (я хочу, чтобы вы вошли).

На базе высказывания строятся межфразовые единства (или сложные синтаксические целые). Это вторая семантико-синтаксическая единица текста, представляющая собой объединенность двух и более высказываний – объединенность тематическую и структурную. Межфразовое единство организуется через тема-рематическую последовательность.

В тема-рематической последовательности осуществляется пошаговая тематизация ремы.

Единство темы можно рассматривать в объеме микротемы и темы всего речевого произведения. Мельчайшая частная тема – это тема, заключенная в межфразовом единстве. Переход от одной темы (микротемы) к другой есть граница межфразовых единств. Межфразовое единство всегда монотематично, при обы1 чинении их друг с другом наблюдается переход от выражения микроом к макротеме.

Для текста важна коммуникативная преемственность между его составляющими. Каждое высказывание в коммуникативном плане связано с предшествующим и продвигает сообщение от известного к новому, от данного, исходного к ядру. В результате образуется тема-рематическая последовательность, цепочка. Текст как единица коммуникативная предполагает такое соединение высказываний, в котором каждое из последующих содержит какую-то минимальную информацию, уже имевшуюся в предыдущем высказывании.

Возьмем пример: В очень известном и большом городе жил царь, вдовец. У царя была дочь, невеста. Царевна далеко славилась и лицом и умом, и поэтому многие весьма хорошие люди желали сосватать ее. Среди этих женихов были князья, воеводы, и гости торговые, и ловкие проходимцы, которые всегда толкаются в знатных домах и выискивают, чем бы услужить (Н. Рерих. Детская сказка).

Каждое из высказываний в этом кусочке текста, который представляет собой межфразовое единство, поэтапно продвигает информацию вперед, как бы отталкиваясь от предшествующего высказывания, что проявляется в повторении уже данной информации: жил старый царь, вдовец – у царя (1-е предл. – 2-е предл.); была дочь-невеста – царевна (2-е предл. – 3-е предл.); желали сосватать ее – среди этих женихов (3-е предл. – 4-е предл.).

Нетрудно заметить, что если обозначить компоненты высказывания в терминах актуального членения предложения /t – тема, г – рема/, то структура данного межфразового единства и одновременно его коммуникативная перспектива будет выглядеть так:

Как видим, новую информацию несут рематические компоненты высказывания, именно они продвигают информацию вперед; тематические же компоненты фиксируют исходные пункты высказываний, они скрепляют отдельные высказывания, связывая их в единое целое и обеспечивая преемственность – информативную, коммуникативную, структурную. Повторная информация дается именно в тематическом компоненте высказывания, в котором согласно основной закономерности построения текста повторяется, полностью или частично, рема предшествующего высказывания: г1 дает t2; г2 дает t3 и т.д. Так образуется тема-рематическая последовательность в пределах кусочка текста, который синтаксически организуется как сложное синтаксическое целое. Именно тема-рематическая последовательность проявляет коммуникативную связанность текста, так как через нее происходит накопление информации, ее продвижение; но одновременно тема-рематическая последовательность выявляет и структурную связанность: тематическая преемственность каждого из высказываний требует «облачения в словесные одежды» и одновременно выбора определенных синтаксических средств связи. Так содержание ищет форму, форма становится содержательной.

Еще пример: В юности я пережил увлечение экзотикой. Желание необыкновенного преследовало меня много лет (К. Паустовский) – конец первого предложения и начало второго содержательно совпадают, т.е. рема первого предложения переходит в тему второго предложения.

Та же цепная зависимость скрепляет в единое целое и следующую последовательность единиц в структуре сложного целого: Я увидел узкую улицу , уходящую в горы. Ее во всю длину перекрывал глухой, почти черный навес из виноградных лоз , растянутых на жердях. Большие зрелые кисти винограда висели низко над улицей. Под ними шел ослик с фонариком на шее. Фонарик был электрический и светил очень сильно (К. Паустовский). Так через тема-рематическую последовательность прослеживается постепенное, шаг за шагом, нарастание сообщаемой информации; ее вехи: улица – виноград – ослик с фонариком.

Такая закономерность построения текстового сообщения важна чисто практически: выбор «словесной одежды» для обозначения повторной информации в каждом последующем тематическом компоненте высказывания получает объективное обоснование и превращается из интуитивного процесса в процесс осознанно контролируемый и управляемый. Например, при литературной правке текста при невозможности подыскать синонимическую замену для обозначения упомянутого в тексте понятия необходимо поместить повторяемое словосочетание в начале высказывания, чтобы не разрушить коммуникативную и смысловую целостность компонентов межфразового единства, хотя стилистически это может показаться неудобным (интуитивно редактор стремится поставить повторяющиеся слова как можно дальше друг от друга). Ср. в нашем примере неудачный вариант при перестановке повторяющегося слова: В очень известном и большом городе жил старый царь, вдовец. Дочь, невеста, была у царя. Тема-рематическая последовательность при таком построении второго высказывания оказалась разрушенной.

Связь отдельных высказываний обнаруживается через сигналы связи – показатели связности, в частности имена, местоимения, местоименно-наречные слова, союзы и т.д. Они выступают индикаторами связи отдельных высказываний и компонентов текста. Однако структурная связь может быть выражена и посредством синтаксического параллелизма – цепочек высказываний, повторяющих одну и ту же модель. В последнем случае особенно важна и значима роль порядка слов при конструировании текста. Связь может не быть выражена словесно и существовать только на уровне логических отношений. Например:Стало душно. Мы вышли на улицу (причинно-следственная связь).

Тема-рематические последовательности поддаются моделированию. Модели цепочек могут быть различными. Вот некоторые примеры:

Во все времена в нарядах мужчин немаловажное место отводилось шляпе. То узкой, то широкополой, то спортивного покроя. Ее надевали и к костюму, и к плащу, и к сорочке (Моск. Комс. 1983. 21 мая).

В данном случае обнаруживается цепная связь (последовательность неоднородного состава).

Иное оформление получает тема-рематическая последовательность в следующем примере:

Буря бушевала над Петербургом, как возвращенная молодость. Редкий дождь хлестал в окна. Нева вспухала на глазах и переливалась через гранит. Люди пробегали вдоль домов, придерживая шляпы. Ветер хлопал черными шинелями. Неясный свет, зловещий и холодный, то убывал, то разгорался, когда ветер вздувал над городом полог облаков (К. Паустовский).

Так оформляется тема-рематическая последовательность при помощи параллельной связи (последовательность однородного состава). Кроме того, в данном случае последовательность объединяется еще общей гипертемой: t1 – г1 (Буря бушевала над Петербургом... ). Все предложения последующие, однотипно построенные, раскрывают содержание первого предложения, детализируя обобщенно сформулированную тему бури: (дождь хлестал; Нева вспухала; люди пробегали; ветер хлопал; свет то убывал, то разгорался; ветер вздувал ). Так же строится и следующее межфразовое единство: Взошло солнце. Сады начали разгораться, сбрасывая рассветную дымку. Живой свет пробежал, как ветер, наискось по лицу женщины, блеснул в ее глазах, осветил ресницы и нервную руку, сжимавшую перила. Залив покрылся полосами света и тумана (К. Паустовский). Гипертема «Взошло солнце» содержательно раскрывается последующими предложениями, имеющими параллельную структуру (порядок слов, формы сказуемых).

Тема-рематическая последовательность может быть образована и иным способом, в частности с использованием сквозной темы:

У нас в лесах малина растет большей частью по буеракам и по берегам лесных речек, где истлевают в труху упавшие на землю деревья. Малина , даже и садовая, любит почему-то древесную перегнившую труху. Обычно малине сопутствуют высокие травы, чаще всего крапива, которая едва ли не перерастает саму малину (В. Солоухин).

Естественно, что разные виды связи могут сочетаться, оформляя тема-рематические последовательности смешанного типа.

Механизм перехода ремы одного высказывания в тему другого срабатывает отнюдь не автоматически, т.е. такой переход не всегда есть показатель связности текста и идеальности его структуры. Польская исследовательница Майенова, в частности, привела пример следующий, когда тема-рематическая цепочка не стала гарантией правильности построения текста: Кинотеатр находился на Пулавской улице. Пулавская улица – это одна из улиц Варшавы. Улицы в Варшаве имеют определенную форму. Такую форму можно описать при помощи следующих уравнений.. . Такой текст, структурно «правильно» построенный, в обычной речевой ситуации маловероятен, поскольку в информационном плане он лишен четкого назначения, целевой установки. Значит, структурная связность должна лишь проявлять смысловую и коммуникативную связь; ставшая самоцелью, она лишается содержательного смысла.

Правила анафоры (повторяемости элементов) в принципе никем не устанавливались, но при построении текста в этом отношении действуют достаточно четкие закономерности, выявление которых помогает вскрыть механизм текстообразования и сделать этот процесс управляемым, объективным.

При оформлении повторной информации в каждом из звеньев межфразового единства выявляются некоторые общие закономерности. В частности, учитываются возможность или невозможность замены имен местоименными словами, правила пользования указательными словами, необходимость повторяемости терминов из-за отсутствия эквивалентных замен и т.д. Все это определяет поиск операций, усиливающих структурную связность компонентов текста.

Текстообразующую роль выполняют не только анафорически употребляемые местоименно-наречные слова, различные виды повторной номинации, но и порядок слов, особенно в тех случаях, когда лексико-грамматические средства связи отсутствуют.

Законы порядка слов связаны именно с тема-рематическим строением высказывания. При текстообразовании большую роль выполняют рематические компоненты вследствие того, что позиция ремы оказывается маркированной - это конечная позиция высказывания. На этом основывается движение коммуникативной прогрессии – нарастание информационной значимости сообщений в составе компонентов текста.

Порядком слов в предложении считается расположение в нем его членов. Существует мнение, что порядок слов в русском языке свободный, т.е. за членами предложения не закреплено определенное место. Действительно, сказуемое может стоять то после подлежащего, то перед ним; некоторые виды обстоятельств и дополнения могут занимать разные места в предложении, способны отрываться от тех слов, с которыми связаны грамматически и по смыслу; даже определения, наиболее тесно связанные с определяемыми словами, могут располагаться и перед ними, и после них. Например: Случилось это давно. В давние-предавние времена... жило одно киргизское племя на берегу большой и холодной реки. Энесай называлась эта река (Ч. Айтматов). В первом предложении подлежащее стоит после сказуемого, а обстоятельство оказалось не после сказуемого, а после подлежащего. Во втором предложении обстоятельство в давние-предавние времена помещено в начале предложения, и сказуемое жило оказалось перед подлежащим. Обстоятельство на берегу реки оторвано от сказуемого-глагола жило. Особенно необычен порядок расположения слов в последнем предложении, где именная часть сказуемого Энесай стоит перед связкойназывалась. Возможны и другие варианты расположения слов в этих предложениях: Это случилось давно... Называлась эта река Энесай; Давно это случилось... Эта река называлась Энесай. Однако эти перестановки не бесконечны, они определяются и ограничиваются законами конструирования сложного целого. Следовательно, если и можно говорить об относительно свободном порядке слов, то лишь применительно к некоторым словесным комплексам. Предлоги, союзы, частицы всегда имеют определенное место в предложении. Другие слова допускают некоторую свободу в размещении, однако варианты их расположения также не беспредельны. Эти ограничения связаны с двумя причинами : структурной связанностью компонентов высказывания в пределах межфразового единства и смысловой их значимостью. Порядок слов может изменяться в связи с необходимостью изменения смысла, акцентных качеств компонентов межфразовых единств.

Каждое предложение, реализуясь в речи в виде конкретной единицы сообщения, оформляется в соответствии с определенным коммуникативным заданием, и его грамматическая структура зависит от задач целенаправленного сообщения. Приспособление грамматической структуры предложения в результате включения в ту или иную речевую ситуацию к задачам коммуникации есть его актуальное членение (термин чешского лингвиста В. Матезиуса). Единицы, фигурирующие при актуальном членении, Матезиус назвал основой и ядром высказывания, или темой и ремой, в другой терминологии.

В результате актуального членения предложение становится динамической единицей речи. Актуальное членение может по-разному соотноситься с его грамматическим членением. Возьмем предложение Отец приедет завтра. Это повествовательное предложение можно переделать в вопросительное Отец приедет завтра? Однако такое «нейтральное» вопросительное предложение в речи не может существовать, так как неясно, какой ответ ожидается. Интонационное выделение слова, с которым связано содержание вопроса (осуществляемого посредством логического ударения), дает возможность приспособить это предложение к нуждам общения. Задавая вопрос Отец приедет завтра? , мы используем речевую ситуацию, при которой общающимся известно, что отец приедет и неизвестно время приезда. При развернутом ответе предложение будет выглядеть так: Отец приедет завтра (или послезавтра ). С точки зрения актуального членения темой сообщения в этом предложении является отец приедет, а ремой (новым в сообщении) – завтра, так как цель построения данного предложения состоит в обозначении времени, поскольку все остальное известно. Ср. также вопросы с иными акцентами (Отец завтра приедет? Завтра приедет отец? ), в которых подчеркивается поиск информации иного типа. Однако в любом случае с точки зрения грамматического членения предложение делится на иные отрезки: отец – подлежащее; приедет завтра – состав сказуемого.

Тема сообщения может быть определена контекстом. Например: В нашем саду водились белки. Но появлялись они редко. Первое предложение содержит сообщение о наличии белок. Поэтому во втором предложении это известное (раз они водились, могли и появиться) помещается вначале – Но появлялись они, а далее сообщается новое – редко. Таким образом, при актуальном членении предложение распадается на части но появлялись они иредко; грамматически же предложение членится по-другому: Они (подлежащее) ипоявлялись редко (состав сказуемого). При актуальном членении в данном случае объединились оба главных члена в один компонент, а второстепенный член предложения выделился в особый компонент актуального членения.

Грамматическое членение предложения на состав подлежащего и состав сказуемого определяется позиционной структурой самого предложения. Актуальное членение зависит от причин внешних для данного предложения: от контекста, речевой ситуации, т.е. характеризует высказывание как компонент межфразового единства – строевой единицы текста.

Таким образом, при рассмотрении вопроса о порядке слов нельзя исходить из таких категорий, как члены предложения. «Расположение слов в речи опосредовано расположением других единиц, в состав которых они входят, – темы и ремы, а в состав и той и другой единицы могут входить слова любых категорий». Поэтому не вполне правомерно определять, например, расположение подлежащего перед сказуемым как прямой порядок слов, а расположение сказуемого перед подлежащим как обратный порядок. И при прямом порядке слов грамматическое сказуемое может занимать первое место, если цель высказывания состоит в обозначении действующего лица. Значит, порядок слов в предложении нельзя рассматривать в отрыве от его актуального членения, и понятия «прямой» и «обратный» порядок слов означают не последовательность расположения грамматических членов предложения (подлежащего, сказуемого, определения, дополнения и обстоятельства), а последовательность расположения темы и ремы и их компонентов. Порядок слов в предложении зависит от его «сообщительного» смысла и не может самоопределяться. Порядок слов – не внутреннее качество определенного предложения, а качество, навязанное ему извне: структурой и семантикой предшествующих предложений, коммуникативным заданием и т.д.

Прямая зависимость словопорядка от актуального членения предложения проявляется в очевидной связи его с контекстом. Словопорядок каждого отдельного предложения, включенного в контекст, не произволен, а подчинен этому контексту. Инверсия членов отдельного предложения очень часто является отражением закономерностей построения межфразового единства. Возьмем пример: «Осенний день в Сокольниках» – единственный пейзаж Левитана, где присутствует человек, и то его написал Николай Чехов. После этого люди ни разу не появлялись на его полотнах. Их заменили поля и пажити, туманные разливы и нищие избы России, безгласные и одинокие, как был в то время безгласен и одинок человек (К. Паустовский. Исаак Левитан). Порядок слов относительно свободен лишь в первом предложении, которое открывает повествование. Что касается последующих, то здесь порядок расположения слов всецело подчинен контексту, отражающему последовательное развитие мысли. Так, обстоятельство после этого начинает второе предложение явно под влиянием семантики первого, подлежащее люди также подтягивается ближе к первому предложению из-за упоминания данного понятия в первом предложении (ср. словопорядок сказуемое – подлежащее после детерминанта в отдельно взятом предложении). В третьем предложении объект их явно оказался перед управляющей формой глагола из-за необходимости указать на впереди стоящие словоформы. Препозиция сказуемого был безгласен и одинок тоже связана с текстом – наличием впереди однородных обособленных определений безгласные и одинокие. Еще пример: Эти стихи вызывали у Кипренского слезы . В них было все, что он любил с детства, – старые сады, холодный ветер, ночные тучи и нежное сердце. Потом эта любовь к бурной природе и неспокойному человеческому сердцу окрепла под влиянием времени (К. Паустовский). Первое предложение строится относительно свободно. Последовательность подлежащее – сказуемое, расположение зависимых словоформ (эти стихи; вызывали у Кипренского слезы ) – все фиксирует прямой порядок слов. Второе предложение строится иначе: отрыв зависимой словоформы в них, последовательность сказуемое – подлежащее (ср.: все было в них... ). Этот словопорядок «навязан» первым предложением. Далее, в третьем предложении, которое начинается детерминантом потом, ожидаемый обычный порядок (обычный применительно к данному, отдельно взятому предложению) сказуемое – подлежащее нарушается, так семантика впереди стоящего предложения определила тему последующего, а в данном случае темой оказалось грамматическое подлежащее, потому оно и помещено непосредственно после детерминанта. Следовательно, порядок слов выполняет конструктивную роль на уровне текста.

В структуре межфразового единства (сложного синтаксического целого) большую конструктивную роль играет и первая фраза-зачин, определяющая тематическую и строевую перспективу всего межфразового единства. Фраза-зачин автосемантична, т.е. самодостаточна в смысловом отношении, даже будучи вырванной из контекста целого. В приведенных ранее примерах из К. Паустовского такую роль выполняют фразы Буря бушевала над Петербургом, Взошло солнце, которые в смысловом отношении как бы вбирают в себя все остальные высказывания данных единств, обобщая детализированное описание «бури» или «восхода солнца». Для строения данных межфразовых единств важно еще и то, что каждое из последующих высказываний строится по образцу первой фразы-зачина, копирует ее структуру; тому способствует словопорядок сказуемое – подлежащее (в первом примере) и особенно схожие формы глаголов: люди пробегали, ветер хлопал, свет то убывал, то разгорался; сады начали разгораться; свет пробежал, осветил, залив покрылся.

Еще пример:

Погода мучила. С утра светило солнце, парило над дымящимися полями, над грязными дорогами, над хлебами, насыщенными водою, легшими на землю. С утра Аверкий, порою покидавший свою телегу и добредавший до избы, обещал старухе, что опогодится. Но к обедам опять заходили тучи, казавшиеся еще чернее от блеска солнца, меняли облака свои необыкновенные цвета и очертания, поднимался холодный ветер, и бежал по полям косой радужный дождь (И. Бунин).

Зачин – Погода мучила. Все содержание последующих высказываний подчинено этой исходной теме: дается ее подробное обоснование. Спаянность высказываний выявляется в следующем: основные глаголы имеют один временной план (мучила, светило, парило, обещал, заходили, меняли, поднимался, бежал ); параллелизм в построении поясняющих частей (второе и четвертое высказывания); повторение обстоятельства времени в начале каждого высказывания (с утра; с утра; но к обедам ); противительные отношения на стыке третьего и четвертого высказываний; положение глагола-сказуемого перед подлежащим (второе и четвертое высказывания).

Фраза-зачин может иметь и такую специфику: в нем есть слово (или слова), вмещающее все содержание последовательно перечисляемых компонентов сложного синтаксического целого. Такое единство строится по схеме предложения с однородными членами, при которых имеется обобщение. Вот пример: Отсюда было видно все вокруг. И самые высокие снежные вершины, выше которых только небо. Они стояли позади гор, над всеми горами и над всей землей. И те же горы, что пониже снежных, – лесистые горы, поросшие понизу лиственными чащами, а поверху темным сосновым бором. И горы Кунгеи, обращенные к солнцу; на склонах Кунгеев ничего не росло, кроме травы. И горы еще поменьше, в той стороне, где озеро, – просто голые каменистые увалы (Ч. Айтматов). Таким образом построенное межфразовое единство легко объединяется в одно предложение.

Фразы-зачины (первые высказывания межфразовых единств) выполняют важную роль и в структурном, и в смысловом отношении: они представляют собой тематические вехи текста. Каждая фраза-зачин – новая микротема. Кстати, если в порядке эксперимента стянуть первые фразы-зачины в единый текст, опустив все другие компоненты межфразовых единств, то получится сжатый рассказ без детализации, пояснений и разъяснений.

Возьмем отрывок из произведения М. Шолохова:

Полк отступал вторые сутки. Медленно, с боями, но отступал. По возвышенным грунтовым дорогам тянулись обозы русской и румынской армий. Объединенные австро-германские части охватывали отступавших глубоким фланговым обходом, пытались сомкнуть кольцо.// К вечеру стало известно, что 12 полку и соседней с ним румынской бригаде грозит окружение. Противник на закате солнца выбил румын из деревни Ховинески и уже продвинулся до высот «480», что граничат с голшским перевалом.// Ночью 12 полк, подкрепленный батареей конно-горного дивизиона, получил приказ занять позиции в низовьях Голшской долины. Полк, выставив сторожевое охранение, приготовился к встречному бою.// В эту ночь Мишка Кошевой и хуторянин его, чурбаковатый Алексей Бешняк, были в секрете. Таились в ярке возле покинутого обвалившегося колодца, вдыхая разреженный морозом воздух.

Этот отрывок легко поддается членению на четыре части (см. условные знаки). Первые фразы этих частей в принципе передают в сжатой форме все содержание нарисованной здесь картины:

Полк отступал вторые сутки.

К вечеру стало известно, что 12 полку и соседней с ним румынской бригаде грозит окружение.

Ночью 12 полк, подкрепленный батареей конно-горного дивизиона, получил приказ занять позиции в низовьях Голшской долины.

В эту ночь Мишка Кошевой и хуторянин его, чурбаковатый Алексей Бешняк, были в секрете.

Каждая из данных фраз начинает новую мысль, намечает последовательный переход от одной темы к другой, именно поэтому получился полный пересказ основного содержания отрывка (конечно, без детализации в описании). Таким образом, роль первой фразы-зачина в межфразовом единстве, а также порядка слов в составе высказываний оказалась конструктивной с точки зрения текстообразования.

Такова структура межфразовых единств как семантико-синтаксических компонентов текста, построенных по типу тема-рематических последовательностей.

Нарастание информации от темы к реме, от одного высказывания к другому в составе межфразового единства не всегда происходит с той последовательностью, которая была отмечена в приведенных примерах. В реальных текстах довольно часто можно обнаружить разрывы в тема-рематических последовательностях, скачки, которые позволяют сжимать подачу информации, экономить текстовое пространство. Это происходит в тех случаях, когда новая информация (обычно заключающаяся в реме) попадает сразу в тему последующего высказывания, т.е. какая-то из микротем в последовательности оказывается не представленной, образуя пропущенное смысловое и структурное звено. Кстати, на восприятии текста такие «пропуски» не сказываются, контекст восполняет эти пробелы. Более того, часто полная тематическая представленность в последовательности может выглядеть искусственно, как нечто излишне растолковывающее очевидное. Скачки в последовательности используются авторами, стилистика которых чужда многословию.

Пример на скачок в последовательности:

Щедрин вернулся домой. Ни Марты, ни Петера не было. Только кот бродил из комнаты в комнату, жеманно изгибаясь около дверных косяков (К. Паустовский. Северная повесть). Условно можно восполнить пропуски: Щедрин вернулся домой. [Дома он обнаружил, что] Ни Марты, ни Петера не было. [Был кот]. Только кот бродил из комнаты в комнату...

Часто пользуется таким приемом сжатия информации Александр Сергеевич Пушкин:

Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно. Сели ужинать в пятом часу (Пиковая дама).

Ср.: Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. [Игра затянулась. Была уже ночь.]Долгая зимняя ночь прошла незаметно.

Пример из К. Паустовского:

От скуки я пошел побродить по местечку. На главной улице были открыты лавчонки. Из них несло селедкой и стиральным мылом. В дверях парикмахерской с висевшей на одном костыле вывеской стоял веснушчатый парикмахер и грыз семечки (в этом сложном целом тематически не представлены главная улица и парикмахерская).

Скачок в последовательности дает возможность сжать семантическую структуру текста, и тогда большую часть текстового пространства займут рематические компоненты высказывания, поскольку тема (о чем?) обычно бывает предварительно известной, при этом структура высказывания не меняется, только тема как бы уступает свою позицию новой информации.

Таким образом, высказывания (минимальные единицы текста), объединяются в межфразовом единстве на основе тематического единства и структурных показателей связности. Такие объединения образуют тема-рематические последовательности однородного, неоднородного или смешанного состава. В свою очередь межфразовые единства объединяются в более крупные тематические блоки, образуя фрагменты текста.

Такая последовательность в объединении единиц текста с обязательным нарастанием уровня членения текста (высказывание – межфразовое единство – фрагмент) в реальных текстах выдерживается необязательно. Так, например, отдельное высказывание может занять позицию самостоятельного компонента текста, оказавшись между разными межфразовыми единствами, образуя тематический переход между ними.

Вот, например, фрагмент из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»:

Маргарита прыгнула с обрыва вниз и быстро спустилась к воде. Вода манила ее после воздушной гонки. Отбросив от себя щетку, она разбежалась и прыгнула в воду вниз головой. Легкое ее тело, как стрела, вонзилось в воду, и столб воды выбросило почти до самой луны. Вода оказалась теплой, как в бане, и, вынырнув из бездны, Маргарита вдоволь наплавалась в полном одиночестве ночью в этой реке.

Рядом с Маргаритой никого не было, но немного подальше за кустами слышались всплески и фырканье, там тоже кто-то купался.

Маргарита выбежала на берег. Тело ее пылало после купания. Усталости никакой она не ощущала и радостно приплясывала на влажной траве. Вдруг она перестала танцевать и насторожилась. Фырканье стало приближаться, и из-за ракитовых кустов вылез какой-то голый толстяк в черном шелковом цилиндре, заломленном на затылок. Ступни его ног были в илистой грязи, так что казалось, будто купальщик в черных ботинках.

При определении понятия "текст" обнаруживаются различные подходы и методы изучения этого феномена. В настоящее время текст как объект изучения привлекает специалистов разных областей знания, в том числе, а может быть, и в первую очередь - лингвистов, сосредоточивших внимание на функционально-коммуникативных качествах языка, средства выражения которого и составляют текстовую ткань. Недаром понятие "текст" часто включается в термины лингвистического плана - грамматика текста, стилистика текста, синтаксис текста, лингвистика текста. Однако именно в языкознании понятие "текст" не получило еще четкого определения. Видимо, свести это понятие только к категориям языкового плана невозможно - из-за его многоаспектности. Поэтому определения типа "единица выше предложения", "последовательность предложений" и подобные всегда оказываются некорректными, поскольку подчеркивают лишь "строевое" качество текста, его материальную структуру, оставляя без внимания его экстралингвистические показатели, в том числе роли участников коммуникации. Более того, если "не забыть" смысловой компонент текста, то необходимо признать верной мысль о том, что текст н е с о с т о и т из предложений, а р е а л и з у е т с я в них. Кроме того, смысл текста определяется мотивом его создания.

Следовательно, если учесть, что феномен текста заключается в его многоаспектности, то можно допустить и различные определения его. Так это и есть на самом деле: в дефиниции подчеркивается как основное то одно качество текста, то другое, то третье. Текст определяют как информационное пространство, как речевое произведение, как знаковую последовательность и т.п. Так, в семиотике под текстом понимается осмысленная последовательность любых знаков, любая форма коммуникации, в том числе обряд, танец, ритуал и т.п. В филологии, в частности языкознании, под текстом понимается последовательность вербальных (словесных) знаков. Поскольку текст несет некий смысл, то он изначально коммуникативен, поэтому текст представляется как единица коммуникативная.

Само слово "текст" (лат. textus) означает ткань, сплетение, соединение. Поэтому важно установить и то, что соединяется, и то, как и зачем соединяется. В любом случае текст представляет собой объединенную по смыслу последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связанность и цельность.

Такая последовательность знаков признается коммуникативной единицей высшего уровня, поскольку она обладает качеством смысловой завершенности как цельное литературное произведение, т.е. законченное информационное и структурное целое. Причем целое - это нечто другое, нежели сумма частей, целое всегда имеет функциональную структуру, а части целого выполняют свои роли в этой структуре.

Текстовые категории (содержательные, структурные, строевые, функциональные, коммуникативные), будучи сущностно разными, не слагаются друг с другом, а налагаются друг на друга, рождая некое единое образование, качественно отличное от суммы составляющих. Связность и цельность как свойства текста могут быть рассмотрены автономно лишь для удобства анализа, несколько абстрагированно, поскольку оба эти качества в рамках реального текста существуют в единстве и предполагают друг друга: единое содержание, смысл текста выражается именно языковыми средствами (эксплицитно или имплицитно). И потому языковая связность одновременно является показателем смысловой цельности. Конечно, если имеется в виду естественная ситуация, когда порождение текста преследует цель выражения определенного смысла.

Текст может быть письменным и устным по форме своего воспроизведения. Та и другая форма требует своей "текстуальности" -

внешней связанности, внутренней осмысленности, направленности на восприятие.

Важным в теории текста оказывается и вопрос об идентичности текста, его канонической форме, которая особо исследуется такой отраслью филологии, как текстология. Лингвистика изучает интонационные, лексические и синтаксические средства текста; графические средства подчеркивания, шрифтовые выделения, пунктуацию.

Понятие "текст" может быть применено не только по отношению к цельному литературно оформленному произведению, но и к его части, достаточно самостоятельной с точки зрения микротемы и языкового оформления. Так, можно говорить о тексте главы, раздела, параграфа; тексте введения, заключения и т.п.

Правильность в о с п р и я т и я т е к с т а обеспечивается не только языковыми и графическими единицами и средствами, но и общим фондом знаний, по-другому "коммуникативным фоном", на котором осуществляется текстообразование и его декодирование, поэтому восприятие связано с п р е с у п п о з и ц и е й (п р е - лат. р r а е - впереди, перед; suppositio - предположение, презумпция).

П р е с у п п о з и ц и я - это компонент смысла текста, который не выражен словесно, это предварительное знание, дающее возможность адекватно воспринять текст. Такое предварительное знание принято называть ф о н о в ы м и з н а н и я м и. Пресуппозиция может возникнуть при чтении предшествующего текста или оказаться вовсе за пределами текста как результат знания и опыта составителя текста.

Фоновые знания - это знания реалий и культуры, которыми обладают пишущий (говорящий) и читающий (слушающий) 1 . Например, только предварительное знание стихотворения Н. Некрасова "Есть женщины в русских селеньях..." помогает понять до конца ряд фраз и их смысл стихов Н. Коржавина:

Столетье промчалось. Ненова, Как в тот незапамятный год, Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет. Ей жить бы хотелось иначе, Носить драгоценный наряд, Но кони всё скачут и скачут, А избы горят и горят.

Даже отдельное высказывание в тексте способно содержать в себе предварительное знание, например, констатация в предложении "Пушкин обладал выдающимся даром портретиста, способностью одним штрихом схватить характерные черты портретируемого" содержит предварительное знание о портретных рисунках поэта. А в обычной бытового содержания фразе типа "Он бросил курить" содержатся сведения о том, что данный субъект прежде курил 2 .

Или, например, четверостишие А. Межирова и вовсе покажется ребусом, если не обладать определенными знаниями из области русской литературы:

А в России метели и сон И задача на век, а не на день. Был ли мальчик? - вопрос не решен, Нос потерянный так и не найден.

Еще пример: понимание риторического вопроса А. Гениса, автора "Американской азбуки", возможно лишь при знании той части текста Евангелия, где рассказывается о соответствующем поступке Иисуса 3: "Церковь, утверждал Адам Смит в пятой книге своего "Исследования о природе и причинах богатств народа", вышедшего в судьбоносный для Америки 1776 год, подчиняется тем же законам, что и рынок. (Стоило ли изгонять торговцев из храма?)"

Следовательно, данный текст состоит не только из "последовательности предложений", но еще из некоего "знания", вербально невыраженного, знания, которое участвует в формировании общего смысла текста.

В следующей заметке из газеты (МК, 2001, 6 марта) в схожей ситуации используется фраза из В. Высоцкого: "Среди упомянутых 40 картин можно выделить... и глобальный проект Марка Захарова и Ивана Охлобыстина "Несекретные материалы", который также известен под названием "Работа ангела". По всей вероятности, эта работа среди прочих станет самой глобальной, поскольку состоит не из двух или трех, а из целых сорока серий.

Откуда ж деньги, Зин? Вопрос отнюдь не риторический".

Во всех приведенных случаях, как видим, для полного понимания текста необходим "широкий культурный контекст", он и созда-

ет общий фонд знаний для пишущего и читающего. О внеязыковых компонентах речевого акта, отраженного в тексте, в том числе о фоновых знаниях, пишут, в частности, М.Н. Кожина 4 , В.Я. Ша-бес 5 и др.

Текст как продукт речемыслительной деятельности автора и материал речемыслительной деятельности интерпретатора (читателя) есть прежде всего особым образом представленное знание: вербализованное знание и фоновое знание. В тексте линейно упорядочена совокупность знаковых единиц разного объема и сложности 6 , т.е. это материальное образование, состоящее из элементов членораздельной речи. Однако это в целом материальное образование несет в себе нечто нематериальное, содержание (знание, событие). Более того, знание не всегда реализуется целиком вербальными средствами.

Автор обычно вербализует "разность", полученную в результате "вычитания" из замысла предполагаемых знаний интерпретатора 7 . Интерпретатор же, в свою очередь, "суммирует" эту разность с собственными знаниями.

Поскольку отправитель и получатель сообщения располагают и определенным объемом совместных знаний (фоновых), сообщение всегда оказывается формально фрагментарным, но фактически полным.

"Нормальное" изложение в тексте обычно рассчитано на оптимальное сочетание вербального и невербального представления информации. Отклонение от этой нормы ведет либо к гипервербализации, либо к гиповербализации, т.е. меняется степень свернутости - развернутости текста. Эта степень может планироваться автором в зависимости от целевой установки текста. Причем степень свернутости - развернутости может меняться по всей длине текста: одни фрагменты даются более развернуто, другие - менее.

Итак, для адекватного восприятия текста необходимо наличие фоновых знаний, которые рассматриваются как информационный фонд, единый для говорящего и слушающего, в нашем случае порождающего текст (автора) и интерпретирующего текст (читателя). Фоновые знания служат условием успешности речевого акта. Еще A.M. Пешковский писал, что естественная речь "по природе своей эллиптична", что мы всегда не договариваем своих мыслей,

опуская из речи все, что дано обстановкой или "предыдущим опытом разговаривающих" 8 . Этот предыдущий опыт (знание) и есть невербализованное в тексте знание.

Фоновые знания могут быть определенным образом классифицированы. В частности, такую классификацию находим у В.Я. Шабеса 9 .

Типы фоновых знаний:

с о ц и а л ь н ы е, т.е. те, что известны всем участникам речевого акта еще до начала сообщения;

и н д и в и д у а л ь н ы е, т.е. те, что известны только двум участникам диалога до начала их общения;

к о л л е к т и в н ы е, т.е. известные членам определенного коллектива, связанным профессией, социальными отношениями и др. (например, специальные медицинские знания, политические и др.).

Надо сказать, что фоновые знания могут перемещаться из одного типа в другой. Например, гибель конкретной женщины - это факт индивидуального знания, а гибель принцессы Дианы явилась национальным, даже мировым событием, и, таким образом, этот частный факт вошел в знание социальное. Или: бытовой факт появления мышей в доме, на кухне - это индивидуальное знание, касающееся жизни отдельной семьи (или одного человека). Но появление мышей на кухне в замке королевы английской Елизаветы стало фактом социального знания (об этом рассказали по телевидению 19 февраля 2001г. - в программе НТВ "Сегодня").

Фоновые знания можно квалифицировать и с другой стороны, со стороны их содержания: житейские, донаучные, научные, литературно-художественные. Кроме того, фоновые знания могут подразделяться на тривиальные и нетривиальные. Как правило, тривиальные знания в тексте не вербализуются, они могут быть реализованы лишь в особом, учебном контексте, например при обучении ребенка.

Литературно-художественные знания в качестве фоновых знаний используются в публицистике, в газетных публикациях. Как правило, они выявляются через прецедентные тексты (от лат. praecedens, род. п. praecedentis - предшествующий) - "чужие" тексты (или отдельные художественно-литературные образы), представленные в авторском тексте в виде литературных реминисценций.

Индивидуальные фоновые знания часто служат средством создания подтекста. Понятие подтекста прежде всего связано с художественной литературой, оно полностью сориентировано на предварительное знание. В ряде случаев автор, используя те или другие высказывания, упоминая какие-либо факты, прямо рассчитывает на понимание посвященных, т. е. на индивидуальное знание. Например, Ю. М. Лотман, комментируя роман А. Пушкина "Евгений Онегин", обращает внимание на строку поэта "Зизи, кристалл души моей...", которая могла быть понятна лишь тем, кто знал, что "Зизи - детское и домашнее имя Евпраксии Николаевны Вульф" 10 . Ряд примеров подобного рода приводит и А. М. Камчатнов 11 .

1 См.: Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000. С.79. 2 См.: ЛурияА.Р. Язык и сознание. М., 1998. 3 "И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей. И говорил им: написано: дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом раз бойников" (Евангелие от Матфея). 4 См.: Кожина М.Н. Стилистика текста в аспекте коммуникативной теории языка // Стилистика текста в коммуникативном аспекте. Пермь, 1987. 5 См.: Шабес В.Я. Событие и текст. М., 1989. 6 См.: Гальперин Н.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981. 7 См.: Шабес В.Я. Событие и текст. М., 1989. 8 Пешковский А. М. Объективная и нормативная точка зрения на язык // Избр. труды. М. 1959. С.58. 9 См. Шабес В. Я. Указ. соч. С. 7-11. 10 Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина "Евгений Онегин". Комментарий. Л., 1980. С. 282. 11 См.: Камчатнов A.M. Подтекст: термин и понятие// Филологические науки. 1988. № 3.

Последние статьи

2024-05-22 02:43:09
Проверить чек офд-я Обработка персональных данных
2024-05-18 02:58:19
Россия модернизирует ядерное топливо Атомное топливо
2024-05-16 02:46:13
Достижения в резюме: примеры заполнения Писать в резюме о достижениях